— Маловато одного троса будет, — пробурчал Нимли.
— Согласен. У тебя еще есть идеи?
— Может, перегородим долину фургонами?
Я покачал головой: «Ничего не получится. Тилукмены не будут создавать затор перед видимым препятствием. Подожгут его стрелами издалека. Выиграем пару часов времени и лишимся всех фургонов — неравноценный обмен. На трос я надеюсь лишь потому, что он до поры не будет виден скачущим всадникам».
— Это так, — согласился Нимли.
— Одепр, воины готовы?
— Да, мой хан. Разреши я возглавлю отряд лично? — отозвался предводитель отборной тысячи хана Тулума.
— Нет, ты останешься в лагере. Отобранные тобой три сотни пусть действуют самостоятельно. Или ты не уверен в своих сотниках?
В голосе хана прозвучала явная угроза. Как в шипении змеи, что предупреждает противника о возможной опасности. Одепр покрылся холодным потом. Это он-то, испытанный воин. Ужас, который иногда внушал ему хан, был для Одепра загадочен и непонятен. Он не сказал бы, что хан был с ним слишком суров. Но когда Одепр слышал в голосе хана нотки, подобные только что прозвучавшим, он вдруг понимал, как шатко равновесие, которое называется «благосклонность хана». Случалось такое нечасто и, как правило, неожиданно. Вот и сейчас Одепр хотел лишь лично принять участие в ночной вылазке, а со слов хана получилось так, что он не уверен в сотниках своей тысячи — отборной тысячи хана Тулума. Тех сотниках, которых он сам назначал или одобрял назначенных Тулумом. А если они недостаточно хороши, то кто недосмотрел? Он, Одепр. А это уже серьезный проступок.
— Уверен, сотники справятся с задачей, — поспешил заверить Одепр. И почувствовал, что угроза миновала. Хан Тулум стал таким же, как обычно — гроза и на это раз прошла стороной. Одепр мог спорить и возражать хану, но только не в такие моменты, как тот, что только что миновал.
С наступлением темноты запылали сотни костров — тилукмены прощались с павшими в бою соплеменниками. По крайней мере, большинство из них. Около полутора тысяч всадников были отобраны для того, чтобы забрасывать ямы-ловушки, наполовину заполненные угодившими в них лошадьми, нашедшими здесь свой последний приют. Ямы-ловушки должны были стать их могилой, забросанные песком, который для удобства транспортировки тилукмены набирали в небольшие мешки из холста или старых отслуживших шкур.
Три сотни из личной тысячи Тулума имели совсем иное задание. Они должны были незаметно приблизиться к порядкам гномов и забросать их стрелами. В темноте прицельной стрельбы добиться сложно, но хан и не ставил задачи — нанести противнику существенный урон. Главное было — поднять в лагере гномов тревогу, заставить их построиться в боевые порядки, не дать спать и набираться сил для будущего сражения.