Володю преследовала когда-то идея магнитофона для одноразовых записей, где стирающая головка располагалась бы прямо за воспроизводящей и включалась одновременно с ней. Примерно так работала память у его бабушки. Во время семейных застолий, после пары выпитых рюмок, она сбивалась с круга истоптанных воспоминаний. Во вскопанном алкоголем мозгу нижние пласты оказывались на поверхности, и бабушка начинала рассказывать что-то новое и неслыханное, но впоследствии никогда не умела повторить этих рассказов — они таяли навсегда вместе с редеющим застольным весельем в усталых сумерках.
Механизм его последних погружений в прошлое был именно таков. Он мог заново, словно наяву, прожить какую-то сцену из детства, но это был однократный сеанс, не предполагавший повторов. Как будто кто-то спустя десятилетия давал ему еще один — только один — шанс, предлагая поступить в какой-то момент иначе, найти лазейку, развилку — и изменить что-то в его раз навсегда написанной судьбе. А иногда ему казалось, что, наоборот, ожившее и настигшее его время детства — сама целость и сохранность этого времени — зависит от каждого верного или неверного шага, совершаемого в настоящем.
Рашид, Бахтияр, длинный Анвар и Володя ходят по махалле, поджигают пух. Он падает в безветрии как снег, медленно и равнодушно. Скапливается в сухих арыках и вдоль заборов, цепляется за траву, растет невесомой прозрачной ватой.
Спички на правах старшего держит в руке Анвар — трое младших забегают вперед и показывают, где гуще. Пух сгорает бесследно: быстрая и непрерывная дорожка огня — легкий, еле слышный выдох, стелющийся по земле.
Больше всего пуха вдоль забора у дяди Миши. Но как только Анвар чиркает спичкой, на улицу выглядывает хозяин:
— Вам тут, обормоты, кто разрешил с огнем баловаться? Спалить меня хотите? Сейчас пойду с вашими родителями пообщаюсь.
— Это не я, это Анвар, — вырывается у Володи.
Праздник пуха испорчен — они уже ничего не жгут и молча идут по улице.
Дедушка и бабушка стоят у калитки.
— Володя, иди домой, там «Ребятам-озверятам» показывать будут, — зовет бабушка.
— Да-а, озверятам… — задумчиво повторяет дедушка, глядя на Володиных друзей.
— Иди, иди, зовут же, — бросает ему длинный Анвар. — Старших слушаться надо.
Володя заходит во двор, на глазах слезы.
— Что приключилось? Запомни, дедушке ты должен рассказывать все.
— Дядя Миша нас поругал, а я сказал, что это Анвар пух поджигает.
— Но ведь ты сказал правду? Значит, правильно сделал. Никогда не бойся говорить правду.