Отец Эгфрит держался рядом с Маугером и будто стал чуточку выше. Обнаженные руки верзилы были покрыты черной татуировкой, изображающей оскаленные лица, и серебряными браслетами, которые весело подмигивали в лучах солнца. Монах даже начал было распевать псалом на удивление сильным голосом. Флоки Черный достал длинный нож и жестом пригрозил отрезать ему язык и съесть его. Отец Эгфрит схватился за Маугера, ища у него защиты, но великан англичанин стряхнул с себя его руку и предупредил, что сам лишит его языка, если тот не замолчит.
— Святой отец, ты поешь, как сучка, которую пнули ногой, — сказал Маугер.
Эгфрит глубоко обиделся на это оскорбление и погрузился в угрюмое молчание. Все мы были очень признательны ему за это.
* * *
Норвежцам было нелегко оставить позади бескрайнюю манящую свободу океана и все то, что она обещала. Для этих северных воинов море было дорогой, ведущей туда, куда они пожелают. Оно не имело уз и границ, казалось им бесконечным, но вот теперь осталось позади, сохранялось только в воспоминаниях.
Мы уходили все дальше от берега и вскоре оказались среди первых деревьев, на опушке леса. Я вдруг ощутил, как меня захлестывало странное чувство умиротворения. Чем глубже в лес мы заходили, тем сильнее оно становилось. Дубы и вязы, буки, грабы, боярышник и ясень не пропускали солнечный свет к сырой земле, покрытой мхом. Корявые ветви древних деревьев встречались над нашими головами. Они словно обменивались новостями об окружающем мире. Зрительные образы, запахи и пронзительные голоса зябликов вернули меня в то время, когда я целые дни напролет проводил в полном одиночестве вот в таком же лесу, заготавливая древесину для старика Эльхстана до тех пор, пока моя спина не наполнялась теплой болью, а ладони не покрывались сплошными мозолями. Я шел, копался в тех немногих воспоминаниях, которые оставались в моем сознании, и напоминал сам себе корень, жаждущий влаги. Пусть я находил в них странное утешение, но воспоминания о том безмятежном одиночестве причиняли мне боль. Прошлое умерло, когда я узнал восторг моря, шум битвы и счастье братства воинов.
— Ворон, здесь обитают духи, — сказал Бьярни, поднимая взгляд к зеленому пологу. — Ты их чувствуешь?
Мы вышли на поляну. Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь листву, расцветили всех нас золотистыми пятнами.
— Да, Бьярни, — подтвердил я. — Мы все их чувствуем.
— Эти духи наблюдают за нами, братишка, но стараются не показываться, — сказал Бьорн, поглаживая темно-зеленый мох, довольно высоко взобравшийся по стволу старого мертвого дерева. — В лесу им безопасно. Здесь они могут не бояться христиан, прогнавших их в какое-то мрачное, зловещее, вонючее место. — Он указал на отца Эгфрита, идущего впереди. — Пусть тебя не вводит в заблуждение его тщедушное тело. — Бьорн поморщился. — Такие мозгляки, как он, способны убивать духов.