— Ты хочешь иметь вот такую штуку, парень? — спросил Маугер и погладил серебряный браслет, опоясывающий вздутый бицепс.
Его глаза зажглись гордостью.
Я бросил на браслет жадный взгляд и ответил:
— Я хочу того же, чего желают все норвежцы, в том числе и Сигурд.
Что-то прошелестело в густой траве и плюхнулось в воду. В этом месте река делала изгиб, замедляя течение. Лягушки и ужи ловили тут добычу.
— Я пойду следом за Сигурдом, и он даст мне славу, — добавил я, смущаясь собственного признания.
— Ха! Ее никто не дает, парень, — презрительно поморщился Маугер и сплюнул. — Ее нужно взять самому на конце окровавленного меча. При этом тебя запросто может убить другой воин, гоняющийся за той же самой гребаной мечтой. Остаться в живых — вот единственное, на что надо настроить свое сердце. Не стоит надеяться на большее.
— Маугер, но нас ведь помнят за наши поступки. За великие подвиги, — возразил я, гадая, скольких людей он убил. — Улаф говорит, что скальды в северных залах уже поют песни о Сигурде. Это имя известно людям. Его боятся, и даже суровое море не может обуздать славу ярла. — Я ускорил шаг, вынуждая Маугера последовать моему примеру. — Наши имена будут звучать под сводами чертогов королей. Они впитаются в память, как копоть в прочные дубовые балки. Их будут помнить наши сыновья и внуки. Так говорит Сигурд. Один пошлет за нами дев смерти лишь тогда, когда придет наш срок.
— Ты тоже веришь в их богов? — недовольно спросил Маугер.
— Я видел волчью стаю в бою, Маугер, как и ты сам, на деле знаю, что норвежцы убивают с такой же легкостью, с какой дышат. Их боги любят сражения, ведущие к славе. Теперь они и мои боги. Быть может, так было всегда, — осмелился предположить я, надеясь, что христианский бог меня не слышит.
Я снова двинулся вперед, чтобы Маугер больше не тратил сил на разговоры. В те дни я был честолюбив, уверен в себе и опьянен скандинавами. Я верил, что норны плетут наше будущее, но наивно полагал, что человек может направлять их руку. В этом была огромная глупость.
— Наверное, вот оно, — сказал я через какое-то время, указывая на восток, где можно было различить струйки серого дыма, загрязнявшие небо.
Одинокая тучка внезапно заслонила водянистое солнце, погрузила в тень желтые кусты дрока и жесткую траву, оборвала пение птиц. Я посчитал это за доброе предзнаменование, говорившее о том, что великий воин, король Мерсии, не раскроет наш обман. Щит уже начинал натирать мне спину, и я с нетерпением ждал возможности его снять.
— Да, ты прав, оно самое, — подтвердил Маугер, почесывая густую бороду. — Мы доберемся вон до того далекого холма, затем повернем на восток и выйдем с севера. Ты не забыл нашу сказочку? — Он вытер пот со лба.