Здесь, по мнению Л.Р. Полонской и А.Х. Вафы, Каддафи механически смешивает исторический и этнический подход к оценке истории, и это делает его выводы внутренне противоречивыми: с одной стороны, национализм объявляется движущей силой общества, с другой он "уступает" традиционному племенному сознанию.
Каддафи считает себя сторонником "полной свободы". Он рассматривает образование, науку, искусство, спорт как формы диктата над человеком. Обязательное образование, по Каддафи, это "принудительное насаждение невежества в массах", навязывание чуждой музыки и искусства — насилие, расширение сети спортивных клубов — "инструмент социальной монополизации", то есть орудие диктатуры. В то же время каждый человек, по мнению Каддафи, обладает естественным правом на знание без диктата, поэтому, по Каддафи, "все методы обучения, распространенные в мире, должны быть ликвидированы всемирной культурной революцией, освобождающей сознание народа от фанатизма и преднамеренной трансформации склонностей, понятий и умственного уровня человека". Тот, кто строит свою жизнь сам, то есть производит блага, считает Каддафи, не нуждается в созерцании жизни, которую ему преподносят артисты на театральных подмостках или спортсмены на стадионах. Образование, наука, искусство, спорт, как виды социальной активности, по мнению Каддафи, должны стать массовыми, а не отдаваться на откуп каким-либо замкнутым группам или личностям, которые пока монополизировали эти блага и пожинают плоды. Разумным надо считать обратное, когда зрителями на стадионах или в театрах будет меньшинство, которое немощно или нерадиво, и потому неспособно "играть героические роли в жизни".
Как видим, даже взятые нами только некоторые социальные аспекты теории Каддафи представляют собой пеструю смесь различных немарксистских теорий социализма, на что обратили внимание не только отечественные, но и зарубежные исследователи. Так, еще в 1974 г. Р. Ферст в книге "Ливия. Спорная революция" писала, что "для племенного общества, ввергнутого в эпоху нефтяной технологии, не кажется странным применение заповедей Аравии VII века к современным проблемам". Р. Ферст имела в виду слабые социальные ростки, появившиеся в то время в тезисах "третьей" теории молодого ливийского лидера. В третьей части "Зеленой книги" эти "ростки" получили дальнейшее развитие, и Каддафи прикладывал немало усилий, чтобы пересадить их на почву нового общества, которое он решил построить в Ливии. С другой стороны, невозможно не видеть, что за годы революции в Ливии уже сложилось определенное несоответствие между провозглашением социальной революции, составляющим прогрессивную часть программы Каддафи, и наиболее архаичной формой мировоззрения — исламским фанатизмом, что Р. Ферст характеризовала как "непреодолимый анахронизм и странное смешение во времени".