Когда я пришла, мама, сидя у кухонного окна, штопала кальсоны Артура. Увидев меня, она побелела.
— Я так и знала! Разве можно на тебя положиться, дуреха!
Она искренне была уверена, что Руленды дали мне от ворот поворот.
— Да нет же, мама, все идет как по маслу. Делаю, что хочу…
Я рассказала, как прошел день. Она вздохнула.
— Странные люди. И они позволили тебе так рано уйти?
— Я пришла за вещами.
— То есть как?
— Ведь прислуга живет в доме хозяев!
— Но об этом и речи не было…
— В тот раз нет, а сегодня утром — да! Мадам Руленд даже пожелала, чтобы я спала в соседней комнате, так как ночью ей могут потребоваться лекарства.
Когда я была совсем маленькой, мама уверяла меня, что всякий раз, как я вру, кончик носа у меня шевелится. Это был беспроигрышный трюк. С тех пор, если я начинала вешать ей лапшу на уши, маме достаточно было уставиться на кончик моего носа, и я невольно хваталась за него, выдавая себя с головой. На этот раз я не попалась на удочку.
— Так значит, ты совсем от нас уезжаешь?
— Ты что, смеешься, мама, я буду жить в пяти минутах отсюда!
— Но Артур и так базарит!
— Послушай, он мне не отец…
Никогда еще так сильно не несло капустным духом. Мама снова принялась за штопку.
За четверть часа я уложилась. Сказать по правде, мой гардероб был довольно жалким. Но, с другой стороны, я не хотела забирать все — пусть мать не думает, что я покидаю их навсегда. Возвратившись в кухню, я спросила:
— Послушай, ты позволишь сорвать в саду несколько цветов для хозяйки?
— Валяй…
В саду у нас черная земля. Когда ее копаешь, она не ложится крупными комьями, как в деревне, а песком сыплется с лопаты. Все, что растет здесь, походит на саму эту землю: чахнет, не дозревает, вянет прежде чем распуститься. Или, быть может, только мне так кажется? Все здешние жители принимают то, что их окружает, как должное.
Собирая посаженные Артуром ноготки и георгины, я услышала воркование голубей в голубятне, построенной им возле уборной. Голуби, телевизор да пьянство — от этого его не излечишь. В ящиках, превращенных в клетки, у него живут четыре голубиных пары — белые, с завитками на крыльях.
Я вспомнила, что в крайней клетке как раз подросли птенцы, и накануне Артур говорил, что не мешало бы их съесть в будущее воскресенье. Мне пришла в голову прекрасная идея. Я побежала к матери.
— Мама, ты не свернешь шею голубятам?
— Еще чего не хватало!
— Это для моих хозяев.
Вот теперь она и спустила на меня собаку. Все что у нее накипело, всю сдерживаемую злобу она выплеснула мне в лицо. Я уже осточертела ей со своими американцами! Мало того, что они все у нас забрали, так их еще надо осыпать цветами и кормить! Хорош букет!