Журавлик по небу летит (Кисельгоф) - страница 112

Я бродила и бродила по улицам в бесконечных поисках единственного ответа. Мне важно было знать, станет ли все хорошо? Я заглядывала в лица прохожих и уличных продавцов, в окна домов и витрины магазинов, за стекла машин и чугунные ограды скверов, за квадраты площадей и плеши блошиных рынков. Сила у меня есть – я могла выдержать, выдюжить, вытерпеть. Мне нужна была только надежда или хотя бы ее обманка. Любая точка отсчета, чтобы начать все заново. А город предлагал мне сразу счастье на вырост с лотерейных щитов вывесок и билбордов.

Улицы были полны тополиного пуха, он закручивался в снежные вихри, его сугробы покрывали траву, деревья, цветы. В мае в южном городе царила зима. Один раз я поймала свое отражение в витрине и почему-то вспомнила, как мне целовали туфлю. Целовал мой первый парень, которого я забыла. Наверное, он вправду меня очень любил, раз целовал мою туфлю. Если бы я вышла за него замуж, я бы могла стать счастливой. Хотя это не главное. Главное – прожить всю жизнь и умереть, так и не узнав безжалостно бесхитростных людей.

Я вернулась к себе домой, когда уже стемнело. У порога моей квартиры лежал букет сирени. Розовой и белой. Как я любила. Сергей всегда дарил мне ее весной. Я взяла букет и прижала к своему лицу, мое сердце колотилось как бешеное.

– Это Лиза вам принесла. Девочка соседская, – сказала соседка с нижнего этажа. Что она здесь делала?

– Спасибо, – прошептала я.

Я почувствовала, как мою щеку что-то обожгло. Это была моя слеза, горячая, как кипяток. Сирень ничем не пахла; наверное, уже был не сезон.

Я кое-как открыла квартиру, сняла ее с сигнализации и вышла на балкон.

– Что будет, если я сейчас отсюда прыгну? – спросила я и ответила: – Ничего. Останусь калекой на всю жизнь на шее у своего ребенка.

Я вернулась в спальню и упала на кровать. На потолке мелькала рекламная светомузыка. Она ничего уже не значила. Просто сначала красный, потом желтый, зеленый, синий. И заново пошел крутиться светофор с добавочным синим цветом. Без всякой надежды. Я лежала и безучастно смотрела в потолок. И вдруг сполох ослепительного синего света скрючил, скорежил мое тело. И я зарыдала, завыла как безумная. Мое тело сотрясалось от рыданий, как от конвульсий. Когда слез уже не осталось, я встала и побрела в ванную. Я держала руку в горячей воде, пока она набиралась.

– Надо выпить пачку снотворного. Засну и не проснусь. Все мечтают о такой смерти.

Я залезла в ванну, взяла бритву, которой брила под мышками, и провела пальцем по двум режущим лезвиям. Они не оставили ни одной капли крови. В моем доме не оказалось нормальной бритвы, в нем были два режущих лезвия и ни одной капли крови. А муж мой ушел…