Я перетрусил до холодного пота. Вдруг прочитает мои мысли? Позорище!
– Я от тебя тащусь, – писклявым голосом ответил я.
Прям Фаринелли-кастрат! Елки-палки! Да за что мне это?
– Не волнуйся. – Она наклонилась ко мне. – Все будет о’кей.
Я увидел ее губы близко-близко, и меня хватил тепловой удар.
Я пребывал в тепловом ударе, пока целовался с Танькой в своем подъезде. И вдруг услышал шаги совсем рядом. Сверху. Я не успел испугаться, а мое тело отнесло от Таньки на метр.
– Что? – захихикала она.
– Родаки, – еле выговорил я.
– Боишься? – сощурилась она. У нее был такой ехидный голос, что я срочно пришел в себя.
– Берегу, – небрежно ответил я. – Они староверы.
– Сектанты! – Танька выпучила свои крошечные глазки.
– Не-а. Идеалисты. Верят в порядочных девушек.
– Потянуло постебаться? – процедила она, сощурив черные стрелки глаз.
– Вроде того, – усмехнулся я.
– Не пожалей, чувачок!
– Уже.
– Ну, я пойду! – Она сплюнула. – Детка!
– Иди, – вежливо сказал я.
Она дернула дверь, я бросил ей в спину:
– И помни, мы еще не закончили!
– Пошел вон!
– Уже! – захохотал я. Как последний придурок!
Она ушла, я остался среди обломков малины. Фигурально выражаясь. Сам обломал с перепугу. Что теперь? Она будет трепаться? Будет. Я даже не взял Танькин телефон, чтобы что-нибудь наврать. Да… И пришел тебе, Мишечка, полный трындец.
Я потащился домой, униженный и оскорбленный самим собой. В настроении ниже плинтуса. В таком настроении меня и застукала мама.
– Что с тобой? – Она кинулась ко мне, как МЧС.
– Ничего, – мрачно ответил я. – Я могу побыть один?
– Почему один? – дрожащим голосом спросила она. – Я тебе мешаю?
– Да! – заорал я.
Мама уселась в кресло у моего стола и начала молчать. Так молчит МЧС, если помощь уже не требуется. Пациент умер, почтите память молчанием. Надо сбавить обороты, иначе провал обеспечен. Осподи, кто снимет с меня оковы?
– Что? – процедил я.
– Проблемы с Машей? – Она даже вперед подалась.
– Маша – яойщица[4]. – Я решил отвязаться попроще, получилось как всегда.
– Кто? – У мамы глаза полезли на лоб.
– Тебе лучше не знать.
– Не знать? Почему? Это болезнь? – Ее голос снова задрожал.
– Приблизительно! – захохотал я.
Ой! Умора! Нет. Предки – это лекарство. Самое лучшее в мире лекарство. Поговорил, умер от смеха – и родился заново.
– Перестань ржать и скажи правду! – взбесилась мама.
– Правда в том, что Маша подсела на Интернет, ей нормальные, здоровые парни не нужны.
– Зачем она к тебе приходила? – не верила мама.
– Чтобы лечиться. – Я картинно развел руками. – Но я не помог. Болезнь у Маши слишком запущена.