Журавлик по небу летит (Кисельгоф) - страница 99

– Он же разбился, – сказала я. – У меня есть петелька с его макушки.

– Это второй, – сказала она. – Ты что, лекарства принесла?

Я отрицательно замотала головой.

– Ольга прислала или сама пришла?

– Сама, – неловко сказала я.

– Ты стала похожа на Андрея.

Из ее глаза выкатилась слеза и потекла по морщинистой щеке. Она не заметила ее, а я провела ладонью по лицу, стряхнув со своей щеки слезу моей бабушки.

– Значит, она так тебе ничего и не сказала?

– О чем? – прошептала я, мое горло вдруг стянуло страхом. Туго-натуго.

– Значит, нет! – она внезапно раздражилась. – Дед одной ногой в могиле, я за ним. Кто будет помнить о моем сыне? Кто?! Человек не умер, пока его не забыли!

– Он умер? – ошеломленно повторила я. – Это правда?

– Так ты и этого не знаешь! – Ее мучнистое дедероновое лицо вспыхнуло огнем. – Твоего отца больше нет! Уже двенадцать лет нет!

– Как?!

– Он застрелился!

Она судорожно всхлипнула и вдруг завыла. Тихо и страшно. Спрятав лицо за тонкими-тонкими пальцами с глянцевыми костяшками.

Мой отец застрелился в двадцать семь лет. Выстрелил в висок. Он был начальником бурового участка, случился пожар, погибли трое. Арестовали его и инженера по технике безопасности. Суд их оправдал, но отец застрелился. Ушел утром, взяв служебный пистолет, и не вернулся. Его нашли за городом, а рядом с ним полным-полно окурков. И следы его ботинок. Тех самых, которые я не забыла. Следы по замкнутому кругу нескончаемой, бесконечной цепочкой. Вперед и назад. С утра до самого вечера. Шурш-шурш-шурш. Внутри огромных песочных часов, отмеренных ровно на двадцать семь лет. Вот так.

– Не надо твоей матери к нам больше ходить, – на прощание сказала моя родная бабушка. – Обойдемся!

И я поняла: она испугалась. И еще я поняла: она испугалась мою мать. И я поняла, почему. Моя тайна нашла меня совсем не там, где я ее ждала. И она оказалась не такой, какой я ожидала. Совсем не такой. Мой папа не должен был умереть так страшно. Он этого не заслужил.

Мое частное расследование оставило великую сушь, без единого деревца и без надежды. Только красную землю, упертую в прожаренное солнцем красное небо.

Не стоит искать истину, она перевертыш.

Потом я узнала, что им просто не повезло. Моему папе и тем, кто был с ним. Буровую партию снес огненный смерч. Локальный пожар на буровой, антициклон, высокое атмосферное давление, низкая влажность и перепад температур между пустыней и горами превратили саксаульную степь в огромную топку. Ничего нельзя было поделать, но мой папа погиб, а его только-только вылечили от ожогов. Вот так. Я до сих пор плачу, когда думаю об этом. Лучше, когда отец просто уходит. Лучше, если у него другая семья. Зато ты точно знаешь – мой папа жив. И бабушка моя вовсе не злой, а несчастный и больной человек. Она узнала о смерти сына и потеряла рассудок. Ненадолго, но этого хватило, чтобы она стала такой, какая есть. Дедушке осталось тащить на своих плечах жизнь с больной женой, без сына, без внучки, без смысла. И он не выдержал и сломался. От паралича.