Оля тоже испуганно поглядела на Власия. Жалела мать, но подойти к ней сейчас не решалась.
— А тебе чего? — сердито спросил Власий Алёну. — Квасу? Квас в сенях на холодке стоит, сейчас принесу.
Он вошёл в сени и вдруг оттуда послышался крик.
— Ах ты шкода! Адское отродье! Проклятая животина! — Из сеней выскочил Мышегон бабки Сыроеды, махнул через забор и был таков. А Власий продолжал кричать: — Рыбу! Рыбу украл! Середь бела дня! Прямо из дому!
Ещё прошлой осенью притащила бабка Сыроеда однажды невиданного зверя. Величиной с зайца, шерсть короткая. Голова круглая. Усы большие. Кричит: «Мяу». Посмотреть на него сбегались и ребята, и взрослые. Диковинный зверёк тихо-тихо ходил по избе на мягких лапах. То на лавку вскочит и замурлыкает, будто песню запоёт. А увидит пса, спина — горбом, весь напыжится и урчит сердито и грозно: «Не подступайся! Когти как выпущу — все глаза выцарапаю!»
Люди дивились, допытывались:
«Где поймала, Сыроеда, такого чудно́го зверя? Неужто в Зверином монастыре?»
Отвечала Сыроеда, что зверь этот, по прозванью «кот», привезён одним купцом из дальних мест — из греков. Но и там, на родине, рассказывал купец, живёт он не в лесу, а при людях, как, например, пёс.
Вот ей и подарила купцова жена.
Ещё пуще удивлялись соседки:
«Зачем он нужен в дому? Корова или коза — понятно зачем. От коровы — молоко, от овцы — мясо, шерсть. Конь и вовсе первый друг. Ну и пёс, куда ни шло, вора в дом не пустит, хорька или лису лаем от кур отгонит. А этот усатый? Шкуру содрать с него? Так не больно хороша эта шкура. У зайца и то лучше».
«С него шкуру не дерут, — рассказывала бабка Сыроеда, как сама от купца услышала, — кот мышей шибко ловит. Потому и держат его при доме. Где живёт кот, там мышам смерть. Бережёт этот зверь от мышей зерно, крупу и прочий запас».
«А тебе-то что беречь, Сыроеда?» — смеялись соседки. Но Сыроеда знала, зачем принесла зверя. Думала: «Погляжу, как этот зверь — кот — мышей ловит. И ежели правда, что о нём говорят, то продам на торгу». И назвала зверя Мышегоном.
Долго кричал Власий. Но Мышегон ничего не слышал — его и след уже давно простыл. Власию стало обидно. И в самом деле, что толку кричать и ругаться, если тебя всё равно не слышат. И Власий стал ругать уже не Мышегона, а бабку Сыроеду — бродит такая-сякая день-деньской по лесу, с лешим аукается, а за животиной своей окаянной не смотрит.
Но если Мышегон затаился где-то, то хозяйка его таиться не стала. Выползла из избушки, вышла за ворота…
Вот тут-то и началось.
Власий бабку каргой, то есть вороной величает.