Он был уверен, что неправильно понял, но после еще одного взгляда на ее лицо решил, что нет. Его жена была более чем расстроена. По красным пятнам на ее щеках он мог только сделать вывод, что она смущена. Или даже, как ни трудно в это поверить, в ярости.
— Вы мой муж, а мужья не унижают своих жен.
Он только смотрел на нее.
— Вам жаль эту проклятую вазу, а не меня! — Она и правда уперла кулаки в бока и зло уставилась на него. Тесса что, действительно орет на него? Как быстро все меняется!
Джеред пошел вверх по лестнице, оценивая ее настроение. Бросать, к счастью, тут больше нечего. Он обнял Тессу, поймав в ловушку ее руки, и приподнял так, что ее глаза оказались на уровне его глаз. Безусловный подвиг, поскольку его жена была не такой уж хрупкой. Грациозной — да. Пышногрудой — безусловно. Миниатюрной? Нет. Он прижал ее к стене, думая, что хоть это остановит ее скандальное поведение. Нет, его жена огляделась, как будто ища новое оружие.
— Прекратите! — заорал он, только этот крик прозвучал подозрительно сдавленным. Однако он обладал уникальной способностью воздействовать на Тессу. Та замерла. Джеред стиснул зубы, закрыл глаза, а потом открыл их несколько секунд спустя, чтобы обнаружить, что выражение ее лица не изменилось ни на йоту. Она все еще хмурилась, а ее губы были сжаты сурово и укоризненно, странным образом напомнив ему его старую няню, которая так же смотрела на него, когда была ужасно раздражена. Скрываемые стыд и смущение вырвались наконец на поверхность, и он понял, что испытывает все эти чувства из-за своей жены. Еще один грех в ее копилку.
— Да что с вами такое? — Вот теперь это был действительно крик. Она заморгала, словно смущенная вопросом и смотрела на него так, будто он был психом из больницы Святой Марии Вифлеемской, — взгляд, в котором смешались в равных долях жалость, раздражение и отвращение.
— Я не позволю вам касаться другой женщины, Джеред. Это то, с чем я не готова смириться.
Одна из его бровей взметнулась вверх. Он чувствовал натяжение кожи, как будто это движение было совершенно не в его власти, и, возможно, так и было, точно так же, как он странно онемел из-за ее гнева.
— Мой отец всегда был предан моей матери. Я выросла с этим чувством и другого не знаю. А ваше поведение просто невыносимо.
Она покраснела от гнева, испепеляя его злым взглядом. Ее глаза горели огнем, а губы были поджаты, и грудь поднималась с каждым возмущенным вдохом. Она была грозой, посланной, чтобы призвать его к порядку, Зевсом в женском обличье во всей своей силе и страсти. Он поймал отблеск пламени, которое снова вспыхнуло в ее глазах.