— Ах вон что, ну конечно! — обрадовался Миха, тут же перестав шептать и заговорив почти в полный голос, так что каждый, кто в зале еще не совсем заснул, при желании вполне мог его расслышать. — Я на самого Ленина посягнул, а вдобавок еще и на партию, и на рабочий класс. Представляешь, что тут началось?
Но чем больше пыжился Миха показать себя с самой выгодной стороны, тем заметнее Мирьям скучнела.
— Они так-у-ую разборку мне устроили, меня уже почти…
— А на западе целуются совсем по-другому, — проговорила вдруг Мирьям таким мечтательным голосом, что Миха только сглотнул и разом умолк. — Прямо так и разбирает кому-нибудь продемонстрировать, — шепнула она и снова захихикала. А потом вдруг перестала хихикать — словно ее идея осенила. И Миха сразу догадался, какая именно это идея. А в каморке за сценой теснотища, отступить некуда. В темноте он вдруг ясно и совсем близко различил ее полные, влажно поблескивающие губы. Она придвигалась к нему очень медленно, он чувствовал, как под синей форменной блузкой вздымаются и опадают тугие полушария ее грудей, как застилает все вокруг благоуханный дурман. И закрыл глаза, успев только подумать: «Все равно никто не поверит…»
Но именно в эту секунду активистка завершили спою речь, и на трибуну вызвали Мирьям. И хотя в комнатушке за сценой было темно, однако не настолько, чтобы разочарование в глазах Михи можно было не заметить.
— Ничего, продемонстрирую как-нибудь в другой раз, — сказала Мирьям, хихикнув напоследок, после чего вышла на трибуну и бодро произнесла речь о том, что парни, которые на три года уходят в армию, кажутся ей особенно мужественными, и лично она, конечно же, такому мужчине готова все три года хранить верность. Эрдмуте Лёффелинг удовлетворенно кивала. И только один Миха из-за сцены видел, как Мирьям, произнося всю эту дребедень, держит за спиной скрещенные пальчики.
Сам же Миха, почти сподобившийся поцелуя, пребывал от этого «почти» в таком обалдении, что после первых же фраз начал отклоняться от заготовленного текста своей речи.
— Дорогие товарищи, друзья! Я хотел бы сказать о том, насколько важно в наши дни знать произведения основоположников единственного в мире подлинно научного мировоззрения. Все их помыслы были пронизаны великой, поистине бессмертной любовью. — И, едва Миха произнес это слово, взор его блаженно просиял, и он, позабыв обо всем на свете, зашелся вдохновенной тирадой: — Любовью, которая наделяла их силой и непобедимостью и окрыляла, как бабочек, помогая вылупиться из кокона, в котором все они тоскливо прозябали, и в свободном, счастливом парении витать над нашим прекрасным миром, над солнечными лугами, полными самых дивных душистых цветов и самых пленительных красок…