— Смотри, здесь океан! — весело крикнула я ему и услышала, как мой голос со звоном разбился о прибрежные скалы.
Клеманс улыбнулся мне в ответ. Его большие красивые глаза слегка сощурились от солнечных лучей. На тонких, неровно очерченных губах заиграла приятная улыбка.
Мое сердце забилось чуть сильнее обычного: издалека Клем напомнил мне Дика Хантона. Но Дик был лет на пять старше моего нового знакомого, да и сходство было мимолетным.
Как глупо, подумала я. И все-таки как приятно было хотя бы на мгновение почувствовать себя счастливой.
Клеманс подошел ко мне, и Дик Хантон растворился в прозрачном воздухе. Сказать по правде, я не очень-то огорчилась, снова увидев Клеманса. Он не прилагал никаких усилий, чтобы меня очаровать, и мне это нравилось. Нам было хорошо вдвоем, и, как мне казалось, ни он, ни я не собирались задумываться о том, почему нам хорошо вместе и сколько это «хорошо» будет продолжаться.
— У тебя красивые волосы, — заметил Клеманс, когда подошел к выступу скалы. — Рыжие, как солнце.
Мне бы следовало смутиться, но я почему-то не смутилась. Здесь я чувствовала себя куда более уверенно, чем в городе, где постоянно тушевалась, смущалась, извинялась и никогда не могла сказать толком, что меня волнует или беспокоит.
— Рыжие, как апельсин — так говорила моя бабушка, — улыбнулась я Клему.
— Сбежала от перебранок? — полюбопытствовал он, оглядывая сизо-серые волны, плескавшиеся под нами.
— Сбежала, — кивнула я. — Правда, мне с самого утра хотелось прогуляться. Но сначала Лив огласила своим воплем окрестности, а потом я нашла этот конверт.
— Ди… — Клеманс посмотрел на меня с какой-то не свойственной ему мрачностью, — у тебя нет ощущения, что что-то идет не так?
— Есть, но это не удивительно, — улыбнулась я. — Для меня все это — странный эксперимент, на который я решилась только потому, что была в отчаянии…
Мой ответ, по всей видимости, его не устроил. Немного помолчав, Клеманс решил задать свой вопрос по-другому:
— У тебя нет дурных предчувствий? Нет ощущения, что что-то должно произойти?
— Не знаю, Клем, — растерялась я. — Да, все это странно. Но ты ведь и сам говорил: мы знали, на что идем. У меня действительно было предчувствие, еще тогда, в самолете, а потом… — Я замолчала, подумав, что все же не стоит посвящать Клеманса в то, в чем я сама не была уверена. К тому же из-за арки показался Фэрроуз, а при нем мне меньше всего хотелось вести с Клемансом душещипательные разговоры.
Увидев нас с Клемом, доктор, как мне показалось, нахмурился, хотя по его вечно угрюмому лицу трудно было сказать, доволен он чем-то или недоволен, поэтому я списала все на свою мнительность.