Памела молча склонилась над своим томом, и на лице ее было написано отвращение. Она протянула мне альбом со словами:
- Этот Мередит был сущий дьявол!
Фотография занимала целую страницу. Картина называлась «Натурщица». «Рассвет» был воспроизведен на ней в виде портрета, висящего на стене. Это было ловко придумано: юное лицо излучало красоту и счастье. А отвернувшись от портрета, на переднем плане в позе, исполненной отчаяния, сидела женщина - ее плечи и голова занимали почти весь холст. С первого взгляда зрителя поражал только контраст между беззаботной юностью и усталостью от жизни - оба лица, и девушки и женщины, были изображены в одном ракурсе, - а потом становилось понятно, что это одно и то же лицо. То же самое лицо, и оно вовсе не было старым! Лицо женщины все еще оставалось молодым, но какое же оно было изможденное, голодное, осунувшееся! Серая кожа обтягивала скулы - не лицо, а страшная карикатура. Убитая горем женщина была в том же наряде, что и девушка на картине, и рука ее так же лежала на груди - художник безжалостно изобразил крайнюю степень увядания.
Памела тихо сказала:
- Она безумно любила его, потому и вернулась сюда. Жить без него не могла, и вот как он обошелся с ней!
- Ну да, Мередит же сказал Мери: «Пусть она останется», - вспомнил я. - «Мне она нужна. Я кое-что придумал».
- Он писал эту картину, когда Кармел была тяжело больна. - Голос Памелы дрожал от негодования. - Разглядывал ее за столом и бегом бежал в мастерскую писать свою картину. Помнишь, мисс Холлоуэй слышала, как он насвистывает за работой. А потом, в тот последний вечер, вызвал Кармел и показал ей картину. Небось следил за ее лицом, пока себя рассматривала. Может, и закончить-то картину смог, только когда увидел, какое у нее было выражение. Он кончал писать, а она умирала.
- Он выставил, когда ее уже не было в живых, - заключил я.
Памела съежилась, она была подавлена. Я и сам чувствовал, что у меня тошнота подступает к горлу.
- Ничего удивительного, - с горечью сказала Памела, - что она решила броситься в пропасть! Ничего удивительного, что она замахнулась на Мери - его жену. И конечно, раз она умирала, ненавидя их обоих и мечтая о мести, ее душа не находит покоя.
- Теперь я понимаю, почему он сказал Мери: «Обещаю, что она сюда больше не вернется».
- И ошибся, - отозвалась Памела. - А как ты считаешь, что увидела тогда в зеркале Джудит? Она сказала: «Старуху, мертвую голову». Она решила, что видит себя в старости. А может, она видела Кармел, вот такую?
- Не знаю, что она видела, но думаю, в ту минуту она испытала то же самое, что испытала когда-то в этой же комнате Кармел, - ужас от сознания, что это - конец. Наверно, именно ощущение ужаса так и живет в мастерской.