- Курительная, комната для шитья, кладовка, - высказывал я одну догадку за другой, но Памела меня не слушала, она рассматривала дверь в сад, верхняя половина которой была из стекла. Сестра потянула за Ручку, стеклянные створки открылись внутрь, а половина двери осталась запертой.
- Здесь снаружи лестница! - воскликнула Памела - Ступени закрыты досками. Это пандус. А! Это пандус для детской коляски! Здесь была детская комната - комната Стеллы!
Я видел, что она права. Снаружи была ограда из толстой и прочной проволочной сетки. Наверно, обычно ее держали запертой, но петля щеколды проржавела и отвалилась, так что под напором сорняков калитка широко распахнулась. Да, конечно, это была комната Стеллы.
- Самая милая комната в доме! Как она будет рада провести здесь ночь!
- Опомнись! Ты опережаешь события!
Я открыл задвижку, распахнул нижнюю половинку двери, вышел на лужайку и остановился возле дерева, глядя вниз на яркую полоску песка, имевшую форму полумесяца. Владеть «Утесом» - значит владеть океаном. Кожу покалывало от желания окунуться, и немедленно. Оказаться в море - такое счастье, даже если знаешь, что через час тебя повесят! Я засмеялся, вдруг представив себе посреди всего этого Лоретту Через неделю она взбесилась бы от тоски. Ничего, морской ветер развеет даже память о ней. А именно это мне и нужно!
- Родди! - окликнула меня Памела. - Ты только подумай! Эта земля и сосны, и деревья, и пляж - все будет принадлежать нам!
- Я как раз и думаю об этом! Пошли посмотрим гараж.
В конюшне могло поместиться две машины. А клетушки, с окнами и без окон, выходившие во двор, сулили бесчисленные возможности. Когда строили «Утес», рассчитывали на большую семью, камень и рабочая сила были тогда дешевы. «От этой семьи осталась одна Стелла», - подумал я.
Мы вернулись в детскую.
- Нам не удастся приехать еще раз, - сказал я Памеле. - Давай-ка кое-что измерим, на случай, если У тебя есть записная книжка?
- Эта комната должна быть желтая, - ответила она - Крашеная мебель, желтые нарциссы в кувшине и, может быть, зеленый коврик возле кровати.
Я орудовал своей красивой стальной рулеткой, которая то сматывалась в катушку, то вытягивалась вверх, подобно веревке индийского факира. Наш разговор не отличался последовательностью.
- Альков, шесть футов на шесть. Ты записываешь?
- Записываю. У «Либерти» есть ткань на занавески, желтая с зеленым.
- Окно, шесть на десять… Пошли в гостиную, это важнее.
Мой ковер был слишком мал для пола в гостиной, это я увидел сразу, да паркет и не требовал ковра.
- Окна, - диктовал я, - девять футов на четыре с половиной, подойдут старые бархатные шторы. По замыслу архитектора… между прочим, мне кажется, я все-таки слышал фамилию этого художника - Левелин Мередит. Если он чего-то стоит, о нем должен знать Макс.