- Только я стала засыпать, - продолжала Памела, - как вдруг вижу, в дальнем углу, в темноте что-то маячит. Что-то зыбкое, как отражение в воде. Я даже решилась заговорить, открыть рот, а оно исчезло, как будто в пруд бросили камень.
Теперь уже Памела дрожала от холода, и я прекрасно представлял себе, что происходит на лестничной площадке, - светящаяся туманная струйка, как змея, поднимается перед нашей дверью.
- Но что ты, собственно, видела?
- То лицо с картины.
- Кармел? Эту страшную, изможденную физиономию?
- Нет, с другой картины, с первой. - Памела была уже мертвенно-бледная, даже губы побелели. Я тоже с трудом ворочал языком. Тем не менее я пытался объяснить ей:
- Это даже не галлюцинация, а довольно обычное явление - мозг или сетчатка глаза сохраняют увиденный тобой предмет.
- Но лицо, которое я видела, было не совсем такое, как на картине.
- Что ты хочешь сказать?
- Оно было печальное. Молодое и нежное, каким изображено на картине «Рассвет», но глаза смотрели трагически, с мольбой. Жалко, что видение исчезло.
- Ты говоришь, ты как раз засыпала?
- Да.
- Ну что ж, тогда все вполне естественно…
- А холод здесь сейчас тоже естественный?
- Конечно, нет.
Выносить этот холод уже не хватало никаких сил, опять возникло ощущение слабости, будто кровь стынет в жилах, и невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой, но я собрался с духом…
- Пойду погляжу, что там.
- И я с тобой, - отозвалась Памела, но оба мы не шелохнулись.
- Утра уже недолго ждать, - прошептала Памела, дрожь пробирала ее с головы до ног, да и у меня зуб на зуб не попадал. Я прикидывал, что сейчас призрак уже, наверно, спускается по лестнице. Хотел бы я увидеть, наконец, лицо привидения. Больше мы не сказали ни слова, но навалившаяся на нас тяжесть постепенно рассеивалась, стало теплеть, и мне сразу сделалось стыдно.
Я выглянул и доложил Памеле, что вокруг все спокойно.
- Сперва запах мимозы, потом холод. Сначала плач, потом опять же холод. Не могу понять, как это связано, - устало проговорила она и ушла к себе.
Лежа в теплой спальне, я размышлял о Стелле, этот плач растравил меня, и я терзался, представляя, как она несчастна и одинока. Лежит, наверно, без сна, с ноющим сердцем и страдает оттого, что дух у нее раздваивается. Но я-то не в состоянии бы лежать без сна, измученный я крепко заснул.
* * *
Все утро в доме шла суета. Мы совсем забросили свой «Утес» - Памела была занята, а у Лиззи, как она призналась, «не лежала душа наводить красоту» раз мы все равно, похоже, скоро уедем. Но гости есть гости, никуда не денешься