Мэрриетт пригласил меня на прощальную беседу за чашкой чая. Он сказал, что мое решение явилось для него ударом, форменным ударом!
- Ваше имя - «Р. Д. Ф.» - много значит для наших читателей, очень много. Вы должны присылать нам материал, не бросайте нас. Надумаете - и шлите, я буду только рад, можно что-нибудь вроде серии очерков, не слишком глубокомысленных. Ну, скажем э… «Сельская жизнь», как вам нравится? «Труженик пера в Девоншире», что-нибудь вроде этого.
Я напомнил, что пока еще не превратился в настоящего сельского жителя. Именно от такой низкопробной поспешной писанины я и хотел избавиться, но, надеюсь, этот факт мне удалось от Мэрриетта скрыть.
- А как насчет «Кое-что о запомнившихся мне премьерах»? - снова предложил Мэрриетт
Эта тема скорее подходила удалившемуся от дел семидесятилетнему старцу, но я согласился Театра мне будет не хватать больше всего остального, вместе взятого. О Господи, неужели я совершаю роковую ошибку?
Сомнения мои разрешила Лоретта Я благодарил небо, что ее нет в городе, но она позвонила из Суссекса и начала мурлыкать, хныкать и жаловаться, а я представлял себе выражение ее лица - этакий сонный котенок - и чувствовал, как в меня впиваются маленькие цепкие лапки Джонни недобр к ней, он просто невыносим, что ей делать. Ей необходимо излить мне душу, так что она едет в Лондон Вероятно, я слишком равнодушно сообщил ей, что к тому времени Меня здесь уже не будет, потому что она перешла к оскорблениям и бросила трубку
Ну что ж! Наступило исцеление! Я рвался к ветру, к морю, к девонширским утесам. Я мечтал о людях, которые умеют держать слово и знают, чего хотят.
Само название «Большая западная дорога» воодушевляет. Я мало о чем сожалел, когда выезжал из города в конце изнуряюще жаркого дня. Оставив позади поникшие от зноя пригороды, я увеличил скорость, устремляясь навстречу сумеркам. И уж решительно забыл обо всех сожалениях, когда наутро проснулся в гостинице у самых дюн, под пение птиц и журчание воды. Всю ночь я проспал глубоким сном и выехал поздно. Утро было жаркое, ослепительно сияло солнце, но на холмах дул ветерок, а к середине дня я почувствовал бодрящее дыхание моря. Всем своим существом я жаждал его увидеть. Дорога же только и делала, что обманывала меня, она то сбегала в заросшие лесом долины, то вилась вдоль высокого берега, скрывавшего залив, но вот наконец моим глазам открылась водная гладь; я возликовал и, погнав машину с бешеной скоростью, остановился только перед «Утесом».
Какое- то время у меня рябило в глазах, потом все прояснилось и предстало передо мной в чистых и ярких красках, как видишь только в детстве, словно прорвалась вуаль, туманящая мир для взрослых глаз. Дом ожил, блестела свежая краска, сверкали вымытые окна, в верхнем этаже развевались белые занавески, я услышал громкий радостный крик увидевшей меня Лиззи.