Стелла не отрывала глаз от моей сестры, но тут она перевела взгляд на меня:
- Вы тоже?
- Мы все заблуждались.
- Я всегда чувствовала какой-то подвох, - медленно проговорила Стелла.
Памела стала объяснять дальше:
- Стелла, в детской вам действительно являлась ваша мать, потому-то вы и ощущали счастье, но только… это была не Мери Мередит. Мери всех обманывала. Она вам не мать.
Стелла устремила глаза в огонь, и по щекам ее потекли слезы, но плакала она не от горя. Она тихо проговорила:
- Иногда я сама удивлялась. Ведь я так на нее не похожа. А когда я заболела и дедушка сказал мне все это, я не могла ее больше любить, как положено. У меня такое ощущение, что она меня предала, как будто я кругом предана. Все последнее время любовь в моей душе боролась с ненавистью.
- А такого, - вставил я, - долго никому не вынести.
- Я старалась смириться, преодолеть себя ради дедушки, но не смогла. - Она встала и недоуменно раскинула руки. - Знаете, я почему-то рада! Почему-то мне кажется, будто бы сейчас я смогу полететь.
- Потому что, - отозвался я, - теперь вы вольны оставаться самой собой, а не слепком с Мери Мередит.
- Но кто же моя мать? Вы знаете?
Меня охватили сомнения. Я не решался сказать ей правду. Если Стелла услышит сейчас рыдания Кармел, она снова придет в ужас, и мы окажемся перед той же проблемой. Нам следовало предусмотреть это и ничего ей не рассказывать, пока мы не выбрались из дома. Памела тоже колебалась, не зная, как поступить, но Стелла прочла ответ на наших лицах.
- Вы знаете! Неужели моя мать - Кармел?
Отступать было некуда. Я нашел альбом с репродукциями. Памела открыла страницу, на которой была воспроизведена картина «Рассвет», и дала альбом Стелле. С растроганной улыбкой та долго всматривалась в портрет своей матери.
- Я часто видела ее лицо среди отцовских набросков, и мне оно всегда нравилось, - сказала она тихо. - Все говорили про нее, что она скверная. Конечно, это неправда - вон какое у нее доброе и ласковое выражение, и голос в детской был такой же.
Памела начала рассказывать ей, какой была Кармел на самом деле. Она говорила то же, что и мне, только несколько смягчила роль Мери и Мередита. Стелла слушала серьезно и проникновенно. Какое счастье, что она спокойно отнеслась к нашему сообщению. Но тем не менее я очень боялся, что мы поступили опрометчиво. Услышь сейчас Стелла плач матери, и все может кончиться самым роковым образом. Я обошел дом, зажег всюду лампы, как будто свет мог что-нибудь предотвратить. К моей радости, керосиновая печка все еще горела.
Когда я вернулся в гостиную, Стелла грустно размышляла: