- Страшно подумать, что бедный дедушка всю жизнь обманывался. Мою настоящую мать он презирал, отца - терпеть не мог, а мне отдал все.
- Ему посчастливилось, - сказал я, - он столько лет имел рядом с собой любящую душу! Вы заботились о нем и были ему преданы. Вряд ли дочь Мери и Мередита была бы к нему так же добра. А главное, он все равно ничего не узнает.
- Да! - решительно сказала Стелла. - Он не должен знать. Если он поправится, я буду для него всем… Но, наверно, об этом наивно думать… А ветер все усиливается, слышите? Воет так бешено, будто злится на деревья.
Действительно, ветер переменился и завывал над вересковыми просторами, точно стая дьяволов, вырвавшихся из пекла. Укрывающие нас лиственницы стонали и скрипели. Под такой шум никто не смог бы заснуть. У Стеллы сна ни в одном глазу не было.
Памела, беспокойно шагая по комнате, сказала:
- По-моему, мы очень неплотно поужинали.
Так оно и было, к тому же как можно дольше удерживать Стеллу внизу, представлялось нам сейчас самым разумным.
- Действительно, раз уж ты об этом заговорила, признаюсь, что я умираю от голода, - заявил я.
- Интересно, что бывает с теми, кто в полночь лакомится жарким?
- Эти счастливцы благословляют Бога за то, что он послал им такую роскошную трапезу, а потом сладко засыпают.
- Сейчас я накрою стол в кухне. - Памела кивнула мне и вышла.
Я вышел следом. Памела вынимала из стенного шкафа пальто и пледы.
- Родди, - прошептала она, - наверно, лучше приготовить все это у задней двери. Если в доме начнутся какие-нибудь кошмары, мы сможем укрыться в гараже, переночуем в машине. Я чувствую, сегодня Мери явится обязательно. Уверена, что она пойдет на все.
- Мне тоже так кажется, - признался я.
- Положи в карман ключ от гаража. Сейчас я буду готовить ужин и бегать взад-вперед, так что понаблюдаю за обстановкой. А ты постарайся не дать Стелле заподозрить, что мы встревожены. На сегодня с нее волнений хватит. А если заметишь неладное, хватай Стеллу и выводи ее через оранжерею. Не беспокойся, я постараюсь тебя предупредить. Смотри за Стеллой.
- Памела, ты молодчина! - сказал я.
Стелла полулежала в моем большом кресле с портретом Кармел на коленях, усталая, но вид у нее был умиротворенный.
- Я думаю о моей бедной матери, - сказала она. - Сколько она вынесла! Сколько пережила! У нее отняли и ребенка, и возлюбленного. А ее дочь росла, ничего не подозревая, и всю свою любовь отдавала другой женщине. Как будет «мать» по-испански? - спросила она вдруг, и тут же воскликнула: - Ах да, помню! - чудесное слово.
- Откуда вы его знаете?