— Может, я просто умный пророк, — усмехнулся Гарвин. — Пророчество может сбыться, а может и нет. Часто действия самих пророков или дураков, которые их пророчества толкуют, только мешают. К тому же откуда мне знать, хорошо то, что я видел или нет. Я вообще не возражал бы от этого Дара избавиться, так ведь не получается.
— Значит, что-то нам все-таки суждено…
— А ты сам не догадывался, что ли? Разве не ты все время говорил, что не просто так ее забросило в твой мир и именно в то время, когда ты красовался на эшафоте? Что не случайно первый человек, с которым она заговорила, был Проводник, знающий, что такое Странница? Что не просто так… В общем, в чем я тебя убеждаю?
— Больше всего на свете я хочу оказаться сейчас в месте, где никого не будет и никто нас не найдет.
— С ней, надо думать?
— Конечно, — удивился шут. — Никакой магии не хочу, ничего не хочу, хочу побыть с ней — и только с ней. Без бдительного присмотра.
— А кто не дает? — удивился Гарвин. — Бери ее за руку, пусть делает Шаг. Поживите в каком-нибудь мире месяц-другой… или сколько захочется. Если хочешь… знаю я одно заклинание — никто вас никогда не найдет, ни я, ни даже Владыка. Насчет дракона не уверен… Что мешает? чувство долга? жалко бросать Маркуса и собаку? Возьмите с собой. Или не берите. Дождутся. И я дождусь. Аиллена, ты вообще когда поймешь, что вольна делать то, что хочешь? Что никому ничего не должна? Никому ничего.
— А ты…
— А я и так поправлюсь. Помедленнее разве что. Буду простоквашу ведрами есть и Арианины травы пить, вот и все. Я никак уж не при смерти, просто… просто как после тяжелой болезни, слаб. У меня даже ничего не болит. Вообще. Только ляжка, за которую твой полукровка меня щиплет. Вели ему не щипаться. А ты сама разве не хочешь забыть о своей силе, долге, всем на свете и просто побыть с ним вдвоем?
Лена хотела. И еще как. И даже не боялась, что найдет их чокнутый Корин Умо или даже неведомый эльф (или кто-то другой) с совершенно земным именем Кристиан. С ударением почему-то на первый слог. Если бы он хотел ее или шута убить, убил бы. Давным-давно. Но, как водится, ей вечно что-то мешало, причем не в прямом смысле. Она вообразила, как начнет беспокоиться Лиасс, как будет дергаться Милит, что будет думать Маркус… То же самое всегда было раньше. В юные годы она, если приходила на дискотеку с подружкой, не уходила с молодым человеком, потому что неудобно было бросать подружку. Ее бросали сто раз, только она все равно не менялась. Ее раздражало требование родителей непременно звонить, если она задерживается на работе, но она звонила, потому что знала: они и правда волнуются и места себе на найдут, пока она развлекается где-то. Чтоб без предупреждения не прийти домой ночевать — и помыслить нельзя было.