Дед Филипченко добродушно предложил нам сменить ногу, а шепелявый вытащил откуда-то два женских чулка. Только тут я стал постигать, что он хвалился, как в самоволке кого-то стремительно поимел, и вот даже принес в качестве доказательства чулки.
Еще у него обнаружилось два черных носка.
– Я не понял, – без улыбки спросил Филипченко, – ты кого там все-таки снял, что оно у тебя носит и чулки, и носки сразу? Или это на четырех ногах ходит?
Смеяться, стоя на одной ноге, неудобно, кстати. К тому же за улыбку можно получить удар под колено, и тогда можно будет посмеяться, ударившись оземь, но в птицу, как в сказке, не обернувшись.
– Не пойду же я к бабе в портянках, – спешно пояснил шепелявый, произнеся всё это одним длинным словом. Чтобы разобраться, я еще с минуту мысленно пилил это слово на предлоги, местоимения, глаголы и существительные во множественном и единственном числе.
Шепелявый трепал и мял в больших руках чулки с носками и продолжал что-то молоть на своем шепелявом языке.
Левая нога затекла и стала на удивление нестойкой. Странно, думал я, отчего на двух ногах можно не напрягаясь простоять час, а на одной и минута невыносима.
Деды смеялись себе за женский вопрос.
– А ты понюхай, – протягивая чулок, весело предложил шепелявый деду Филипченко, но тот увильнул скулой, сказав недовольно:
– Иди молодым дай понюхать!
Шепелявый принес трикотаж нам и потыкал каждому в лицо женскими, к счастью, принадлежностями. Пахло чем-то мокрым и сладким. Отклоняться, стоя на одной ноге, тоже было неудобно.
– Чё вы с нами как с салабонами? – вдруг раскрыл рот Верисаев.
С ума, что ли, рехнулся – подумаешь, чулок. Если б никто не видел, я б его сам себе на лицо положил.
Дед Филипченко неожиданно стал крайне внимательным, из чего можно было сделать вывод, что сейчас произойдет что-то нехорошее.
– А в чем, сынок, разница? – спросил он певуче, не глядя на нас. – В том, что ты скоро дослужишь первый год и станешь черпаком?
– Вольно! – не дожидаясь ответа, скомандовал Филипченко и прошелся вдоль нашего строя. – Сейчас мы устроим сводное выступление спецназа и балета, – порадовал он всех. – Ты и ты, – он указал на Верисаева и, пропустив следующего в строю, на меня, – будете спецназ. – А ты и ты, – он ткнул пальцем в стоявшего слева от меня и стоящего справа, – будете балет. – Первые раздеваются до пояса сверху, – скомандовал он, – а вторые до пояса снизу.
Услышав приказ, никто не возмутился, и я тоже, тем более что нам с Верисаевым выпало остаться в штанах.
Все, чертыхаясь и моля о приходе утра или хотя бы дежурного офицера, разделись.