Выбрал подростка, в руке у подростка был прутик, он сёк им воздух. Я шел по другой стороне тротуара, чтоб не напугать, потом держался поодаль, когда подросток свернул во двор. Потом он надолго остановился возле какого-то подъезда, и я неосмысленно подошел ближе.
Подросток, торопясь, нажимал кнопки домофона. Когда открывалась дверь, я уже стоял у него за спиной, молча.
Он, оглянувшись несколько раз, вбежал в подъезд и, не дождавшись лифта, заторопился наверх, перепрыгивая через две или три ступени.
Я пошел за ним и столкнулся с профессором.
– Платон Анатольевич, – удивился я.
Некоторое время он смотрел на меня, сощурившись, иногда чуть приоткрывая один, больной ангиной, глаз, то закрывая второй, пораженный гриппом.
– Вы что здесь делаете? – прервал я молчание.
Он очень сочно хмыкнул – будто всхрапнул.
– В данный момент я курю, – ответил он. – А вообще я здесь живу. И вы у меня, кажется, бывали. Вас опять девочка впустила, как в прошлый раз?
– Нет, сегодня мальчик, – ответил я очень искренне.
– Отлично, – порадовался Платон Анатольевич. – Но так как мы с вами уже всё, что могли, обсудили, мне к тому же очень некогда, так что, думаю... Ничего не думаю, просто: всего доброго! Идите! – скривившись, он рывком открыл дверь в свою квартиру и громко захлопнул ее.
Я сел на ступени.
– Почему его нельзя поместить в нормальную клинику? – раздался из квартиры профессора женский голос, высокий и неприятный. Я его уже слышал однажды. Таким голосом иногда говорят злые вахтеры или обиженные на весь мир кондукторы в автобусах.
«Что делает кондуктор в доме профессора?» – подумал я.
– Он идиот, ему всё равно, – ответил профессор совсем близко и как будто то ли присаживаясь, то ли вставая.
«Ботинки надевает», – догадался я.
– Это ты идиот и тебе всё равно! – закричала женщина. – Всю жизнь ковыряешься в человеческом мозгу и не можешь вылечить единственного сына...
– Я и тебя... тебя тоже не могу... – негромко произнес профессор, судя по голосу окончательно вставая, расправляя плечи и отаптываясь на месте; однако его никто не слушал, и, пока он хлопал по карманам в поисках ключей (они мягко звякнули в ответ), одновременно открывая дверь, женщина всё еще кричала.
– Сука, – выходя сказал профессор, словно бы сам себе.
Мы встретились с ним глазами. Я был уверен, что он сейчас толкнет меня, привставшего со ступеней, или, не знаю, плюнет куда-нибудь в мою сторону, но он пояснил специально для меня еще раз:
– Сука. Хабалка.
И пошел вниз по ступеням.
Подождав, пока он спустится на один пролет, я тихо, почти на цыпочках пошел следом.