По щекам Розамунды текли слезы. Она ни за что не заплачет в его присутствии и не станет его жалеть. Стать объектом жалости — что может быть ужаснее? Это создает непреодолимую пропасть между людьми.
Расхрабрившись, она повернула коня к отчему дому. Эджкумб. Дом ее сердца, ее крови, ее духа.
Он знает, что делать.
— Отец! — крикнула она, обратившись к бившему в лицо ветру. Она считала, что больше никогда не осмелится произнести это слово в его присутствии. Но сегодня попробует. — Отец, помоги мне, — простонала она, подгоняя коня вдоль древних кельтских камней, стоявших у подъездной аллеи Эджкумба.
Ей было все равно, что он ее больше не любит. Возможно, даже он откажется ее принять. Она не думала о новом унижении. Все равно он ей поможет. Она заставит его это сделать. Для него. Для Люка.
Отвага Розамунды подверглась первому испытанию в тот момент, когда она спрыгнула с коня. Ее встретил конюх, которого она не узнала. Бросив ему поводья, она взглянула на свои руки без перчаток. Можно было только догадываться, как она выглядит. Плохо воспитанная девица-сорвиголова.
Дверь особняка открыл, как всегда невозмутимый, дворецкий Шеферд. И Розамунда впервые заколебалась, усомнившись в правильности своих действий. Но не отступила.
— Добрый день, Шеферд. Мой оте… мой брат принимает? — Боже, что она несет? Ни один нормальный человек не станет интересоваться у дворецкого, примет ли его родной брат!
— Который именно? — спросил он, потом быстро оглянулся по сторонам и зашептал: — Леди Розамунда, надеюсь, мне будет позволено сказать, как я счастлив вас видеть. Входите же! — Он схватил ее за руку, втащил в дом, словно опасался, что она убежит, и, закрыв входную дверь, забормотал: — Я скажу ему… вы наверняка хотите чаю… я скоро вернусь.
Старый дворецкий едва ли не силой затолкал Розамунду в библиотеку. Надо признать, для своих лет он был весьма бодр. Оглянувшись, она глубоко вздохнула и зажмурилась, ощутив знакомые с детства запахи. Любимый табак отца, туалетная вода — кажется, вереск и шалфей, лимонный воск. Неожиданно она почувствовала, что близка к панике, но не успела ей поддаться, поскольку заметила, как в дверь заглядывает маленькая девочка.
— Кто ты, дитя?
Глаза девочки округлились, но она осталась у двери.
— Сначала ты.
Розамунда подавила нервный смешок.
— Я Розамунда Берд.
Глаза девочки округлились еще сильнее.
— Ты та!
— Ты «она».
— Что? Я вовсе не она!
— Нет, я имею в виду, что надо говорить «она». «Ты она».
— Но я вовсе не «она»! — воскликнула девочка.
— Нет, конечно, нет, — вздохнула Розамунда. Этот странный разговор помог ей избавиться от напряжения.