За три месяца волосы заметно стали длиннее. В сентябре они едва доходило до плеч, а теперь уходили за лопатки. В детстве мать своими руками их коротко подрезала, и в средней школе, из-за занятий спортом, они тоже почти всегда были короткими. Теперь волосы казалось ей даже чересчур длинными, но она их не трогала, потому что не могла как следует аккуратно подстричь. Только челку подравнивала. Днем волосы связывала сзади хвостиком, а вечером распускала. И, слушая музыку, раз сто расчесывала расческой. Свободного времени для ухаживания за волосами теперь у неё было много.
Обычно косметикой Аомамэ не увлекалась, тем более находясь в таком одиночестве. Но чтобы хоть немного упорядочить жизнь, она тщательно ухаживала за своей кожей. Используя крем и лосьон, массировала лицо и перед сном обязательно накладывала на неё маску. Кожа у нее с детства была здоровой, а потому незначительный уход сразу делал ее гладкой и привлекательной. А возможно, за это надо было благодарить беременность. Аомамэ слышала, что, мол, кожа становится гладкой, когда женщина забеременеет, и теперь видела подтверждение таким словам. Во всяком случае, сидя перед зеркалом и глядя на свое лицо с распущенными волосами, она чувствовал, что стала красивее, чем прежде. По крайней мере, в душе у нее появился покой, свойственный зрелой женщине.
Пожалуй, с детства она не считала себя привлекательной. Она ни разу не слышала, чтоб ее кто-то называл красивой. Наоборот — мать относилась к ней, как к безобразному ребенку. «Вот если бы ты была красивее …»- любила говорить она. Что подразумевало — если бы Аомамэ была красивой и привлекательной, то удалось бы больше людей обратить в их веру. А потому с детских лет она старалась не смотреть на себя в зеркало. А когда была нужда, останавливалась ненадолго перед ним и быстро, по-деловому, проверяла детали своей внешности. Такую вот имела привычку…
Когда-то Тамаки Оцука призналась, что ей нравятся черты ее лица. «Твое лицо неплохое, даже замечательное, — сказала она. — Просто тебе нужно больше уверенности». Услышав это, Аомамэ очень обрадовалась. Теплые слова подруги принесли Аомамэ, стоявшей на пороге половой зрелости, душевное успокоение. Она стала думать, что, возможно, она не такая противная, как и дальше повторяла ее мать. Но даже и Тамаки Оцука ни разу не назвала ее красивой.
И теперь, впервые в жизни, Аомамэ подумала, что в ее внешности, возможно, есть нечто хорошее. Как никогда раньше, она теперь садилась перед зеркалом и пристально всматривалась в своё лицо. Тем не менее, никаких признаков самовлюбленности в себе не заметила. Она по-деловому осматривала свое лицо, отраженное в зеркале, под разными углами так, будто наблюдала другую самостоятельную личность. Сама Аомамэ не могла определить, стало ли она красивее, или, может, она осталась такой же, как и раньше, но изменилось ее собственное ощущение.