Она отвернулась и попыталась убрать руку. Джеймс поймал ее под столом и стиснул.
Эта поразительная женщина мило улыбнулась и промурлыкала:
— Если вы не отпустите меня, я опрокину этот необыкновенно вкусный шербет прямо вам на колени. Отпустите — Она приподняла брови. — Выбросьте все из головы.
Правильно. Он отпустил ее и движением руки подозвал официанта. Еще вина. Затем указал на бокал Николь:
— И сюда тоже.
Подносы с различными блюдами сменяли друг друга, как набегавшие волны. Только Николь знала, что побывало на тарелке Джеймса. Сам он не замечал, что ел.
Удивительно, но по чистой случайности Стокер делал именно то, чего от него ожидали. Герцог расспрашивал его об Африке. Джеймс потчевал его выдумками об аборигенах и джунглях, пустынях и верблюдах, ничего особо оригинального или способного пробудить воображение. Затем он объяснял, как можно переплавлять железистый пирит в натриевом гидроксиде, чтобы установить, поддельное золото или нет, и, разумеется, как химическая лаборатория может реально использовать новые газовые осветительные приборы и радиаторы, чтобы выплавить как можно больше золота. Деньги и золото. Золото, золото, золото! Джеймс был просто болен от этих разговоров. Что он, геолог, делал здесь?
Ему подали еще вина, и он выпил. Проклятие, кто подсунул? Его глаза отыскали Николь, и он залюбовался ею. Он забыл о еде, хотя с воодушевлением выпил еще вина, поданного к десерту.
Ее грудь... О! Ее грудь! Полная, высокая, округлая... Платье так туго обхватывало ее, что казалось тесным, каждый шов был так натянут, будто вот-вот разорвется.
Ткань платья плотно обтягивала ее чуть ли не впалый живот, затем мягко расширялась, укрывая стул, на котором она сидела. Турнюр, как помнил Джеймс, собирался из ярдов ткани, так, словно кто-то просто распустил рулон за рулоном шелк цвета чернил. О... Боже! Он любил эти рулоны тканей, из которых сшито ее платье. Он мечтал погрузиться руками в его складки и потеряться в них.
Джеймс продолжал разглядывать. Каждый шов способствовал тому, чтобы лучше подчеркнуть ее формы, но в то же время ее наряд не производил впечатление неудобного. Его вдруг заинтересовало: трудно ли снимать такое узкое платье? А эти туго обтягивающие рукава снимаются с ее рук... как чулки с ног?
А под одеждой действительно ли такой плоский живот, как это кажется? А волосы у нее между ног такие же темные и блестящие, как и на голове?
Нечего сказать, приличные мысли во время трапезы! Подали малюсенькие яички ржанки. Отчего это? Что именно он намеревался сделать с ними? И почему он так волнуется, когда Николь сидит рядом с ним? Он хотел ее. Почему бы нет? И кому какое дело до того, чем они занимаются?