Стокер никак не мог найти ответ на единственный вопрос, мучивший его: «Почему нет? Почему нет? Почему нет?»
Тем временем Николь изящным движением коснулась своего лба, убрав с него прядь волос, — та была влажной. Апрельский вечер был необычайно теплым, к тому же свечи, горевшие в комнате, наполняли ее духотой. И в Джеймса словно бес вселился — разгоряченный, раздражительный и обидчивый, не говоря уже о том, что такой же грубый и похотливый, как бык в свой первый выгул на пастбище.
Он больше не владел собой. Николь старалась не смотреть на него, потому что каждый раз, когда она это делала, ей приходилось сталкиваться с его настойчивым, внимательным взглядом, словно кто-то мягкой щеткой нежно проводил по ее спине. Поэтому, вместо того чтобы уделить внимание Джеймсу, она смеялась над глупыми шутками Арнольда громче, чем следовало, расспрашивала герцога и Найджела об их политических взглядах. Она завлекала Джеймса, хотя и сознавала, что это опасно. Но она ничего не могла с собой поделать. Николь наказывала его и за грубость, и за галантность одновременно. Она насмехалась над ним про себя: сэр Джеймс, преуспевший в своих рыцарских клятвах, среди которых наверняка значились и целомудрие, и неземная любовь.
Его чисто выбритое лицо, безукоризненный наряд раздражали ее. В это время Арнольд подозрительно следил за ней, так, словно она соблазняла молодого героя. Так, словно она была Далилой, Соломеей или Евой с возом яблок. Николь чувствовала себя несчастной, разбитой, обессилевшей от стремления быть хорошей, уставшей от добропорядочности, которая не сулит выигрыша, не приносит успокоения. Увы! Одного взгляда сверкавших глаз Джеймса было достаточно, чтобы усомниться в том, что они не любовники. Он вел себя так глупо, словно был ее любовником на самом деле. Черт! Николь старалась защитить его от слухов, стараясь защитить от них и себя.
Спокойная и размеренная жизнь — вот что Николь стремилась сохранить для своего же блага. Но куда же все это подевалось? Этим вечером она поняла, что ее чувство собственного достоинства и внутреннее спокойствие, которыми она владела, вдруг куда-то улетучились.
От всей этой проклятой компании у нее разболелись голова и зуб. Николь сделала то, что обещала Арнольду, — сняла нервное напряжение.
Неожиданно Николь встала. Несколько мужчин, в том числе и Джеймс, поднялись со своих мест.
— Нет-нет, — сказала она, — пожалуйста, сидите. Мне просто нужен свежий воздух. Я что-то плохо себя чувствую...
Она сама себя извинила, приняв решение уйти по-французски, что всегда восхищало англичан. Она напишет Арнольду коротенькую записку, вызовет кеб и уедет.