— Да ну, ерунда, не может этого быть, — задиристо и почти зло сказал Игорь Мордвинцев. — Чушь, бредятина…
— Чушь, потому что тебе страшно про это думать? — спросил Вадим. Он не поднимал глаз от огня.
— Заткнись! — Игорь вскочил, но его рывком усадили на место.
— Еще и негры какие-то, — уныло подвел итог Колька Самодуров. — Месяц мы тут сидим, и никаких негров не видели…
— Они не негры, — буркнул я. — Похожи телом — длинные, тощие… А лица… нет, морды… — Я махнул рукой.
— Это еще ерунда… — подала голос Танюшка, сидевшая рядом со мной. — Вы, ребята, может, на нас сейчас наезжать будете… Но знаете — эти твари за нами шли по следам. Мы только за рекой от них оторвались.
— За Ергенью? — спросил Вадим.
Я осведомился:
— Догадались, что это Ергень?
— Догадались… Еще чище… Сань! — Вадим поднял наконец голову. — Похоже, надо менять место.
— Да подождите же! — закричала Ленка Власенкова. — Подождите! Я что-то не поняла — домой как?!
— Никак, — буркнул Арнис, втыкая в землю между ног длинный нож с темной деревянной рукоятью.
А Олег Крыгин добавил:
— Да пойми ты, дурочка. — Ленка слушала его, открыв рот, даже не обиделась на «дурочку». — Нечего нам там делать. Мы — и есть — там. Уяснила?
— Так что делать-то?! — крикнула Ленка. Он развел руками.
— Да ошибся Олег, и Танька ошиблась, — снова подал голос Игорь Мордвинцев.
Танюшка фыркнула, а я спокойно ответил:
— Не ошибся я, Игорек. Я с тобой за день до того, как мы сюда попали, ходил на тренировку по мелкашке.
— Как я отстрелялся? — глупо спросил Игорь. Я переждал несколько нервный хохот и серьезно ответил:
— Ничего. Но я лучше.
— Кто бы сомневался, — вздохнул Игорь.
Я посмотрел на него и добавил:
— Вот именно — кто бы.
— Давайте подойдем к этому математически, — заявил Саня. — Дано: двадцать семь несовершеннолетних. Не алкашей, не идиотов — и вообще выше среднего. Задача: остаться в живых. Неужели не решим?!
— Шпаргалок не запасли, — не без яда ответил Олег Фирсов. Он вообще сидел какой-то пришибленно-непохожий на себя.
— Учить надо было лучше, — отозвался Санек.
— Кто бы говорил, — не остался в долгу мой тезка, но не стал углублять и расширять конфликт.
Опять начался общий беспредметный спор, в котором я не участвовал и от которого очень устал. Я поднялся и незаметно отошел в сторону — метров на пятьдесят, почти к самому ельнику наверху склона. Первое, что я там, впрочем, сделал — очень неэстетично, — это помочился на одну из елок. Меня почему-то разобрал смех, когда я вспомнил, как эти дни пользовался листьями подорожника вместо туалетной бумаги. Но смеяться как-то расхотелось, когда я подумал, что, наверное, теперь мне до конца жизни придется ими пользоваться. А зимой? Елы-блин-те-палы…