— А я стою, дожидаюсь. Замерз, как цуцик.
— Ты, Борька, парень — будь здрав. Настоящий парень! Не то что слюнявчик этот. — И Грека снова обрушил, тяжелые удары на беззащитное деревце.
— Сломаешь.
— Котьке ребра — это точно! Полтинник попросил у него. Как у человека попросил. Жмется, говорит, нету…
— Мы пойдем или не пойдем? — проговорил я. — Двенадцатый час. Поздно…
Так хотелось, чтобы Грека чертыхнулся и махнул рукой: «А, пропади они пропадом со своим катком! Спать пойду». Но нет, Грека не из тех, кто быстро отступает от своих планов.
— Один момент, — сказал он и поспешно скрылся за углом.
Значит, Котька забастовал. И правильно. Сколько можно терпеть унижения! А Котькин карман Грека окончательно со своим спутал. Неужели Грека и правда пустит в ход кулаки?..
Из-за угла дома Грека вынырнул как тень. Не, вышел, именно вынырнул. То ходил прямо, а тут согнулся, шаги — лисьи, что-то к боку прижимает.
— Айда, — шепнул он. — Золу достал — первый сорт. На Ниженку ездил. Там дружок у меня, в своем доме живут. Зола из печки.
Я снял варежку и на ходу пощупал туго набитый гладкий мешочек из прозрачной пленки.
— Как в магазине упаковочка! — хохотнул Грека. — Культурненько! — И снова хохотнул.
«Веселись!» — со злорадством подумал я и предложил:
— Устал? Давай понесу.
Мешочек оказался тяжелый. Надо же, не поленился — на самую Ниженку поехал, в другой конец города. Такую даль тащил. Вот ведь сколько злости в человеке…
Наконец свернули в полутемный, совершенно безлюдный переулок. Последний переулок. Еще метров полтораста — и Алешин дом.
Грека переложил груз на плечо.
— Эх, ехал Грека! И посыпончик устроим! — И тут же добавил шепотом: — Вдвоем будем посыпать, чтобы скорей управиться.
Я не ответил. Мешало волнение. И за Алешу я волновался, а еще сильнее за Марину. Все ли сделают, как надо?…
Вот и наша улица. Пятиэтажный Алешин дом. Поздно как — во всем доме четыре окна светятся. А что, если не дождались — спать легли?
Мы вошли в тихий, безмолвный двор.
— Темнотища… Порядок, — едва слышно сказал Грека и опустил мешок на землю. — Снимай варежки и насыпай в них… Разбрасывай по всему полю…
Грека что-то еще шептал в мое ухо, но я уже не понимал, что он говорит. Я все гадал про себя: заметили нас или не заметили?
Хоккейная коробка стояла чуть в глубине двора. До входа с видневшимся над ним фанерным щитом надо было пройти каких-нибудь пятнадцать — двадцать метров. Эти немногие метры мы преодолевали крадучись, и, наверное, потому скрип снега под ногами казался таким громким и отчетливым. Греку это, конечно, пугало, мне же хотелось, чтобы скрип раздавался еще громче, чтобы его обязательно услышали. Ну, когда же, когда?.. Вот Грека ступил на лед, сунул руку в мешок. И в следующий миг сверху ударил яркий сноп света, по ушам, откуда-то совсем рядом, резанул длинный заливистый милицейский свисток.