Скажи миру – «нет!» (Верещагин) - страница 425

– Р-рось! – Я сделал рывок. Урса отшатнулись, я засмеялся, отскочив обратно и покачивая кончиком палаша. За спиной хрустели кусты – ближе… ближе… ближе… еще…

Поворот! Я выбросил в длинном выпаде палаш и, почувствовав – попал! – отмахнулся дагой, повернулся, подрубил кому-то колено, всадил кончик палаша под челюсть еще одному, рукоятью даги в кулаке свалил следующего, сбил попавшегося плечом, полоснул палашом – прорвался к другой стороне тропинки и снова махнул «бабочкой».

Из кустов полувывалилось длинное неподвижное тело – убит. Еще один полз в сторону, подволакивая ногу и бросив оружие, – ага, а этого я не нокаутировал, поднимается, гад… еще один держится за рассеченное левое плечо. О, а вот и тот, кого я под челюсть, – тоже убит, кажется.

Пятеро готовы, один выведен из строя, еще один легко ранен. А я – даже ни царапины.

Пока неплохо.

Урса не спешили нападать. Они разделились на две группы по трое, а еще двое (один – раненый) держались позади. Я понял, что они собираются делать, и засмеялся снова в их лица – смех рвался из меня, как пули из разрезного ствола аркебузы, смех холодный и беспощадный.

– Идите сюда! – позвал я. – Идите, ну?! Трусы, ничтожества, ублюдки! Я один, так чего же вы боитесь, сволочи?! – Я подкинул палаш и, поймав его за кончик лезвия, перебросил в руку рукоятью. – Кто будет первым – ты?! – я сделал выпад палашом. – Ты? Ты? – Они отшатывались, а я смеялся.

Первая тройка бросилась на меня дугой, а остальные ждали – точно, если я прорвусь через атакующую тройку, меня встретят и остановят те, а сзади нападут эти трое…

Ладно.

Я перехватил ятаган дагой и отклонил с такой силой, что урса, не желавший выпустить свое оружие, вместе с ним описал дугу и столкнулся с соседом. Третий взвыл, откатываясь, – я пригнулся и отрубил ему большой палец на правой руке. Выскочил из-под клинков опомнившейся парочки, пнул одного в колено, встретил чью-то челюсть кулаком с дагой…

…есть! Ятаган остро, но почти не больно полоснул снаружи левое бедро – боль вспыхнула только когда я перенес тяжесть тела на эту ногу. И оказалась резкой, огненной, от чего я на миг потерял подвижность, – за что и поплатился. Еще один клинок свистнул по плечу, другой – поперек груди. Доспех выдержал оба удара, но уже на отскоке вражеский клинок вонзился в то же бедро – пониже первой раны. Стиснув зубы, я раскидал ятаганы, достал кого-то дагой, и, кажется, неплохо – он свалился в кусты. Но тут же что-то увесисто ударило в руку живым электричеством, и моя дага с ясным музыкальным звуком переломилась у рукояти. «Да будет проклят наш кузнец, не встать ему, не лечь!» – мелькнула в голове строчка из робингудовской баллады. Я отмахнулся палашом, вырвался. Горячие струйки стекали по ноге, уже добравшись до сапога. Я засмеялся, швырнул рукоять в урса. Выдернул из перевязи два ножа, сжал их в левом кулаке «бутербродом» – так, чтобы в стороны торчали широкие короткие ромбы лезвий.