— Я журналист, — откликнулся Пол, проводя пятерней по непокорным рыжим волосам.
Он, несомненно, считал такой ответ исчерпывающим, словно Профессия журналиста сама по себе являлась доказательством его непредвзятости. Но я слишком хорошо знал, что нет людей более пристрастных, чем журналисты, поэтому счел за лучшее промолчать.
Через полчаса довольно быстрой езды мы оказались на окраинах Льюкарса. За это время мои тревоги успели в значительной степени улечься; во всяком случае, никакого страха перед «беспорядками» я больше не испытывал. Улицы города были тихи и пустынны, да и Пол Силз, похоже, не ожидал никаких серьезных проблем. На обоих бортах его электромобиля было крупными буквами написано название газеты, в которой он служил, и я надеялся, что это послужит нам чем-то вроде дополнительных гарантий безопасности. Но когда я спросил об этом у Пола, он только пожал плечами и усмехнулся.
— Может быть, — сказал он. — А может быть, и наоборот — эта надпись сделает нас мишенью для какого-нибудь раздраженного колониста. Не все, видите ли, любят нашу газету… — Он немного помолчал и добавил задумчиво: — Вообще-то, маловероятно, чтобы одна из сторон решилась на что-то серьезное. К счастью, каледонцы не приобрели вкуса к жестокости, решительные действия им не в привычку. Большинству претит сама мысль о насилии.
И это действительно походило на правду, хотя окраинные районы Льюкарса, застроенные сборными щитовыми домиками и времянками, слепленными на скорую руку из дерева и листов пластика, слишком напоминали прибрежные районы Флориды, какими они были до того, как сгудонцы заново застроили их для нас новыми, современными домами (кто помнит, тогда это были самые настоящие трущобы, в которых не то что ночью — даже днем появляться было небезопасно). Но все это было давно — до того, как я осознал свое поражение и, скрываясь от позора, бежал в Шотландию, чтобы жить там в безвестности и покое.
По мере того как мы углублялись в город, улицы становились шире, да и дома вокруг больше не выглядели полуразваленными халупами. Самый вид их, казалось, свидетельствовал о благополучии и достатке, да и местные жители, которых, несмотря на поздний час, я то и дело замечал на тротуарах, ни капли не походили на заговорщиков.
Присутствие на улицах гуляющих показалось мне особенно обнадеживающим признаком. Местное время приближалось к полуночи, но все эти люди, похоже, чувствовали себя в полной безопасности, и, следовательно, ситуация в Льюкарсе вряд ли могла оказаться по-настоящему серьезной.
Тут Силз предложил мне зайти в самый популярный в этом районе бар, чтобы продолжить наш разговор. Ведь материала для интервью он так и не собрал. Я согласился, в основном, из чувства корпоративной солидарности; все-таки когда-то давно я тоже был журналистом.