— За что же извиняться?
Она подняла взгляд. Дилан казался таким расслабленным, таким безмятежным. По-видимому, резкие слова и аргументы не пробудили в нем чувства вины. Но он не лгал, и они оба это знали. Она подумала: а ведь ему известно, что она продолжает лгать.
— Я сказала то, чего не имела в виду. Я всегда так делаю, когда сержусь.
— Может быть, когда вы сердитесь, вы честнее, чем вам кажется. — Он был напряжен. Как бы это ни выглядело со стороны, он был озадачен ею, она не давала ему покоя. — Послушайте, Эбби, я по-прежнему намерен давить на вас, и довольно крепко. Но у меня есть совесть. Я не намерен вступать в борьбу с вами, пока вы не встанете на ноги. Она невольно улыбнулась:
— Значит, пока я болею, я в безопасности?
— Что-то вроде этого. Вы не едите.
— Простите. — Она положила ложку. — Больше не могу.
Он убрал с постели поднос.
— Вам кто-нибудь когда-нибудь говорил, что вы слишком часто извиняетесь?
— Да. — Она снова улыбнулась. — Простите.
— Интересная вы женщина, Эбби.
— Вот как? — Так приятно было просто откинуться назад. Чувствуя холодок, она выше натянула на себя одеяло. Невероятно, но она снова чувствовала усталость, такую усталость, что без особых усилий могла бы откинуться назад и провалиться в сон. — А я всегда считала себя вполне заурядной личностью. Даже занудой!
Дилан смотрел на ее изящные руки и вспоминал, как они умело управлялись в конюшне. А еще он вспоминал фотографии женщины, закутанной по самые брови в норковую шубу, со сверкающими бриллиантами в ушах. И ту же женщину он видел за стиркой в домашней прачечной! Нет, она не зануда! Она просто очень странная женщина!
— В моем компьютере есть ваша фотография из Монте-Карло. Там вы сняты в белой норковой шубке, укутанная почти до бровей.
— Белая норка… — Эбби вяло улыбнулась. — На всех фотографиях меня изображали прямо-таки принцессой! Невероятно, правда?
— А где была сделана эта фотография?
— На крыше, — пробормотала она и уснула.
На крыше? Надо быть совершенно безумной, чтобы демонстрировать шубы на крышах!
Очень интересная женщина, думал Дилан, глядя на нее после того, как устроил ее поудобнее. Все пробелы, существовавшие в его представлении о ней, постепенно заполнялись.
Когда Дилан просматривал свои записи о Рокуэлле, раздался грохот. Он сохранил файл, выключил компьютер и спустился вниз, чтобы встретить мальчиков. Держа собаку за ошейник, Крис оправдывался:
— Я не виноват! — Выбрав из своего лексикона самое оскорбительное слово, он выпалил: — Это ты идиот!
— Ты идиот! Потому что…
— В чем дело? — поинтересовался Дилан, открывая мальчикам дверь.