Я не знала, какой цветок обозначает желание.
– А что за цветок?
– Жонкилия, – сказал Грант. – Разновидность нарцисса. Дикорастущий цветок из южных штатов. У меня есть несколько луковиц, но зацветут они только весной.
До весны еще несколько месяцев. Непохоже, что Аннемари будет ждать так долго.
– А другого способа нет?
– Можно ускорить рост луковиц в теплице. Обычно я этого не делаю; эти цветы так прочно ассоциируются с весной, что до конца февраля на них нет спроса. Но можем попробовать, если хочешь.
– И долго это будет?
– Недолго, – ответил он. – Зацветут к середине января.
– Я спрошу, – сказала я. – Спасибо. – Я поднялась и собралась уйти, но Грант коснулся моего плеча. Я обернулась.
– Как насчет сегодняшнего вечера? – спросил он.
Я вспомнила о цветах, его фотоаппарате и своем справочнике.
– К двум управлюсь.
– Я за тобой заеду.
– Я буду голодная, – сказала я уже на ходу.
Грант рассмеялся:
– Знаю.
Когда я сказала Аннемари, что ее букет будет готов в январе, та была не огорчена, а скорее рада. Январь – прекрасно, сказала она, январь ее более чем устраивает. В праздники вечно суматоха, и месяц пролетит – не заметишь. Она дала мне свой номер телефона, покрепче завязала пояс, запахнув плащ, и вышла из лавки вслед за Бетани, которая уже успела убежать вперед на полквартала. Я сделала ей букет из ранункулюсов.
Грант пришел рано, как и неделю назад. Рената пригласила его в лавку. Он сидел за столом, глядя, как мы работаем, и ел карри с цыпленком из дымящегося пластикового контейнера. Второй, закрытый, стоял рядом. Когда я закончила корзины для стола, Рената сказала, что отпускает меня.
– А бутоньерки? – спросила я, заглядывая в коробку, где штабелями были уложены букеты подружек невесты.
– Сама сделаю, – ответила она. – Времени еще много. А ты иди. – Она махнула рукой, чтобы я быстрее уходила.
– Можешь поесть здесь, – сказал Грант и дал мне пластиковую вилку и салфетку.
– Лучше в машине. А то начнет темнеть.
Рената с любопытством взглянула на нас, но не стала допытываться, чем мы собираемся заниматься. Таких деликатных людей, как она, я никогда не встречала и, направляясь к двери, почувствовала к ней что-то вроде нежности.
По пути к дому Гранта от карри и нашего дыхания стекла в машине запотели. Мы ехали в тишине, слушая лишь ровный гул стеклообогревателя. На улице шел дождь, но небо прояснялось. Когда Грант открыл ворота и проехал мимо дома, оно стало голубым. Он пошел за фотоаппаратом, и, к своему удивлению, я увидела, что вошел он не в дом, а в квадратное трехэтажное здание.
– Что это? – спросила я, когда Грант вернулся.