– Биология? – спросила я, взяв одну из книг и раскрыв ее на странице, где было нарисовано сердце.
– Изучал ее в бесплатном колледже. После смерти матери я собирался продать ферму и поступить в колледж, но недоучился и бросил. Не нравились мне помещения для лекций. Слишком много людей, слишком мало цветов.
Из сердца выходила толстая голубая вена. Я провела по ней пальцем и взглянула на Гранта:
– Что читаешь?
– Гертруду Стайн.
Я покачала головой. Никогда не слышала о такой.
– Поэтессу, – добавил он. – Ну, знаешь же наверняка: «Роза есть роза есть роза есть роза»[4]?
Я снова покачала головой.
– В последний год жизни мать с ума по ней сходила, – сказал он. – Всю жизнь читала викторианских поэтов, а когда открыла Гертруду Стайн, та стала для нее как глоток свежего воздуха.
– Что значит «Роза есть роза есть роза есть роза»? – спросила я, захлопнула учебник по биологии и увидела скелет на обложке. Потрогала пальцем пустую глазницу.
– Что вещи всего лишь то, чем они являются, – ответил он.
– И роза есть роза.
– Есть роза. – Он едва заметно улыбнулся.
Я подумала обо всех розах в саду, их разных оттенках и возрасте.
– Но не когда она желтая, – возразила я. – Или красная. Или розовая. Или закрытая. Или увядающая.
– Тоже так всегда думал, – ответил Грант. – Но пусть мисс Стайн все же попробует меня переубедить. – Он снова начал читать.
Я взяла другую книгу, которая стояла полкой выше. Тонкий поэтический сборник Элизабет Барретт Браунинг. Большинство ее стихов я узнала еще в отрочестве, когда открыла, что поэты эпохи романтизма часто использовали язык цветов в своем творчестве, и прочла все, что только смогла найти. Страницы этой книги были испещрены заметками на полях. Стихотворение, на котором книга открылась сама, состояло из одиннадцати строф, и все они начинались со слов «люби меня». Я удивилась. Я была уверена, что читала эти стихи, но не помнила такого частого упоминания слова «любовь», а помнила лишь цветы. Вернув книгу на полку, я взяла другую, потом еще одну. Грант молча переворачивал страницы. Я взглянула на часы: десять минут одиннадцатого.
Грант поднял голову, посмотрел на часы и в окно. Дождь по-прежнему шел.
– Хочешь домой?
Дороги размыло; ехать придется медленно. За два квартала пути от лавки до голубой комнаты я промокну до нитки, и группа Натальи сегодня репетирует. Рената завтра меня не ждет. Нет, поняла я, домой я не хочу.
– А что делать? – пожала плечами я. – Здесь с тобой я спать не буду.
– А я здесь и не останусь. Можешь лечь на моем месте. Или на диване. Или где хочешь.