– Давай просто Сэм.
Она ушла, и я снова завалился в кровать. Включил новости. Замелькали лица Буша, Чейни и Райс. Вспомнилась новогодняя вечеринка у Мэрилин. Стало тошно, и я переключился на платный канал.
Зазвонил телефон на столе. Я выключил звук.
– А я думал, ты спать пошла.
– Не разбудила? Скажи, что не разбудила, а то я расстроюсь.
– Я не спал.
Она помолчала.
– Можно, я к тебе обратно приду?
Теперь она была совсем другой. Саманта смотрела мне в глаза, и только тут я понял, что в первый раз она этого не делала. И двигалась теперь раскованней. Может, из-за огромной гостиничной кровати? Или просто мы уже успели друг друга немного узнать и представляли себе, чего хотим? А может, в этот раз она была другой, потому что хотела почувствовать что-то, а не забыться.
Засыпая, Саманта сказала:
– Извини, что ты из-за меня заплатил за обе комнаты.
Я проснулся в четыре утра, словно по звонку. Сэм спала, свесив руку с кровати и зажав одеяло между ног. Я тихонько сел и стал смотреть, как изменяется ее тень. Потом принял душ, оделся и пошел бродить по набережной реки Чарльз.
Между грязными льдинами зимой видна черная грязная вода. По Мемориал-драйв проехало, хрустя шинами по снегу, такси. Я остановился у причала, застегнул куртку и немного потаращился на мигающую вывеску. Вот всегда я любил Бостон. Мне нравится и его высокомерие, и его склонность к анархии. Эта смесь пуританства и декаданса и есть основа успешного воспитания американской элиты.
Я прошелся по Плимтон-стрит, дошел до горбатого театра комедии, потом повернул к рыбному рынку и оказался рядом с «Флаем», мужским клубом для старшекурсников. Внутри играла музыка. Я не общался ни с кем из своих однокашников и взносов за членство в клубах тоже, конечно, не платил. И все-таки решил постучать. Мне долго не открывали, и я уже собрался уходить, когда дверь внезапно распахнулась. На пороге стоял высокий молодой человек, симпатичный, растрепанный и светловолосый. Он казался совсем ребенком. Да он и был ребенком. Мальчик оглядел меня с ног до головы.
– Чем могу помочь?
– Я раньше был членом этого клуба.
По-моему, он мне не поверил.
– Можно я войду?
– Э-э-э… – Он посмотрел на часы.
– Дэнни! – раздался девичий голос.
– Иду, – крикнул мальчик.
– Ничего, – сказал я. – Я все понимаю.
– Прости, старик.
Я повернулся, и дверь за моей спиной захлопнулась. Слева был огороженный забором дворик. Тут мы всегда праздновали приход весны. Наверное, его и сейчас так же отмечают. Жизнь продолжается.
Я дошел до главных ворот Лоуэлл-Хаус. Здесь я провел последние свои два года в Гарварде. Вот не помню, сколько же я не дотянул до диплома? Интересно, они меня обратно примут? Я так и видел, как топчусь в очереди на регистрацию, потом тащу матрас на третий этаж, накладываю себе на тарелку фасоль в обеденном зале, играю в бейсбол на стадионе. А этот белобрысый парнишка будет моим товарищем. И даст мне в глаз за то, что я к нему ворвался. Мы будем вместе шататься по злачным местам и курить дурь. Я засмеялся и с трудом разогнул свою тридцатидвухлетнюю спину.