Сашка с Дмитрием исходили из того, что нынешняя Орда без помощи яицкого, семиреченского и сибирского казачества сможет выставить лишь стотысячное войско. Значит, им предстояло подготовить и вооружить сто пятьдесят тысяч. Дружины всех удельных князей вместе составляют тысяч пятьдесят. Следовательно, сто тысяч бойцов предстояло снабдить всем необходимым. А это — только одних древков для копий двести тысяч. Попробуйте подыскать соответствующее количество подходящих деревьев да довести их до ума. А одних только подвод для обоза нужно пятнадцать тысяч! Это пятнадцать тысяч возниц, тридцать тысяч лошадей. А упряжь?
Всего нужно было много и сразу. Сашка столкнулся с тем, что пришлось проводить мероприятие, на современном языке называемое мобилизацией промышленности. Где-то помогало золото, где-то уговоры, а где-то жесткий указ, грозящий нерадивым всевозможными карами.
Адаш, назначенный Сашкой главным воинским проверщиком, разъезжал по владениям удельных князей, инспектируя княжеские дружины и выявляя мобилизационные возможности каждого княжества. Ведь предстояло еще созвать стотысячное ополчение и хотя бы мало-мальски обучить его. А в столице шел набор в великокняжескую дружину. Дружина Дмитрия после позорного поражения на реке Пьяне, когда нетрезвые, расхристанные, расхлябанные дружинники были окружены пятью колоннами ордынцев, представляла собой жалкое зрелище. Спастись бегством тогда сумела только половина бойцов, да и то лишь благодаря тому, что побросали оружие, доспехи и пустились вплавь.
К заботам по созданию армии добавлялись еще и хлопоты по розыску Некомата. В кремлевском остроге сидели люди из его костромского дома. В столицу начали прибывать по этапу первые арестованные по Некоматову делу. С ними надо было работать. Плюс организация разведывательной деятельности на территории противника. Поначалу Сашка повесил все эти заботы на воинский приказ, но вскорости сообразил, что непрофильная нагрузка лишь тормозит работу его первого министерства. Пришлось создавать второе — приказ тайных дел.
Матушке Тимофея Марье Ивановне Сашка написал пространнейшее письмо с подробным описанием всего, что случилось с ним и Адашем с той самой минуты, как они выехали за ворота Воронцова. Даже про Вещую Готу и пропавших два года написал, хотя и побаивался, что его сочтут бесстыжим вруном. Своему нынешнему выбору и отказу от миротворческой миссии Сашка уделил достаточно много места, и все-таки, несмотря на это, надежд, что его поймут в Воронцове, было у него немного. Единственное, о чем он не писал в этом письме, — о чувствах к Ольге Тютчевой и своей связи с ней.