Назавтра Сергей накормил кота адельфаном. Он лежал, совершенно не врубаясь в происходящее. Сергей страшно жалел о своем поступке. Не по доброте душевной — просто „танка“ из него теперь не получалось. Вечером Ёжик сделал мне одолжение, когда дал отсосать. Мы забрались в стоящие в предбаннике друг на друге столы. В полной темноте я быстро по родному запаху отыскал свою соску. Сашка долго сопел, прежде чем излить в меня то, что не долил „двоюродным сестрам“. Я сосал на полном автопилоте, совершенно забыв, что имею в себе частицу любимого человека. Наконец, стоны Ёжика заглушили звуки токарного станка, на котором Серый вытачивал очередной фаллос. Еще с полчаса мы пролежали, обнявшись. Я уже почти уснул на его груди, когда выбежал Сергей со словами: „Хватит пидарасничать. Кот умирает!“
Мне была доверена роль реаниматора. Попытки сделать искусственное дыхание не привели ни к чему. Бедный кот оставил своих мучителей. Я открыл окно и выбросил его, немного не добросив до трамвайной линии. На душе было пусто и сумрачно. Мне показалось, что у всех нас началась агония перед возможной выпиской. Предпосылок к ней не было, но все ее страшно боялись. Страх перед неизвестностью обуял всех. Мы уже не говорили о том, как будем встречать Новый год. Несмотря на оставшиеся до него четыре недели, он казался нам очень далеким. Бадма ходил хмурый и уже не допускал одобрительных похлопываний по плечу.
Зубенко хорошо потрудился перед моей новой комиссией. Она оставила все мои диагнозы без изменений, еще раз подтвердив мою пригодность к службе. Я с горя напился Сашкиной спермы и пошел к Бадме за пропиской в каком-нибудь новом отделении. Узбека на месте не было, и я оставил свои попытки до завтра. Санитарка-алкоголичка будила меня долго. Но стоило ей сказать, что меня выписывают, и что за мной уже приехали, как я мгновенно вскочил с постели. Ничего себе оперативность! Не иначе, как Зубенко насолил. Чувствовалась его подлая рука. Этого старшего прапорщика в своей части я увидеть не успел. Да и не мудрено — я ведь там почти не был. Зато угроза вернуться туда была более чем реальной. Санитарка повела меня переодеваться. Мне казалось, что я сплю, настолько было нереальным всё происходящее. Бадма в кабинете отсутствовал.
Увидев приближающуюся к штабу алкоголичку, я забрался в пространство между столами, где совсем недавно засыпал у Сашки на груди. „Где вашего дружка носит?“ „Не знаем“. Она заглянула между столов. Я догадался прикрыть блестящие пуговицы, и темнота скрыла меня. Уже более часа я лежал, надеясь, что вот-вот появится Бадма. Вместо него пару раз залетал Зубенко, изрыгая массу непристойностей в мой адрес. Ребята попросили меня не подвергать неприятностям и их. Я пошел к кабинету Бадмы, но вместо него застал пролетавшего мимо Зубенко. Он был в ярости. Не знаю, что его удержало от физической расправы. Только соврав, что я забыл в классе военный билет, я получил возможность проститься с ребятами. На все объятия и поцелуи мне была отпущена минута. Ёжик в последний момент сунул мне в карманы остатки адельфана и бросил на меня взгляд, как мне показалось, полный тоски и отчаяния.