Поутру меня доставал Стас. На краниках, которые я вчера ювелирно обработал, обнаружился пепел от сигареты. Не иначе как Ростик постарался. Стремление конкурировать со мной в звании уборщика-стахановца заставило его стряхнуть вместо обычных капель пепел. Визжал Стас недолго. Он понимал, что я бы не стал портить произведение ювелирного искусства. Я кивнул на возможного вредителя, и сержант замолк. Судя по всему, никто не ожидал, что я так хорошо справлюсь со своими обязанностями. Им хотелось найти повод для дальнейших приставаний, но он, как назло, не находился. Мойдодыр на разводе меня несказанно обрадовал: после обеда привезут новичков. Несмываемая, как пепел с писсуара, скука обещала вскоре улетучиться.
Самая длинная глава: 14. Про палку-выручалку и дырку-растопырку
Мне наконец-то дали более ответственное задание, чем уборка отхожего места. Командир приказал, а скорее, попросил начать строчить списки тех самых воинов запаса, которые были в подчинении у шести наших командиров батальонов. Воины, как им и полагалось, находились в запасе, причем иногда на расстоянии восьми тысяч километров от родной, но неведомой им части. Я не мог скрыть ржачки, когда дошел до целого батальона, состоявшего из жителей Владивостока, Находки и Комсомольска-на-Амуре. Интересно, сколько этому стоящему на запасном пути бронепоезду понадобится времени, чтобы допыхтеть до родной части? Я уже привык к воинским штучкам, но с завидным постоянством возникали совершенно нелогичные армейские пассажи, подобные этому. Или еще лучше — списки следовало писать от руки. Наличие пишущей машинки игнорировалось напрочь. До сих пор не понимаю, с чего бы это. Говорили, так положено по Уставу. Ну ладно, это им со мной повезло. А если бы меня не было? Где найти человека, способного выводить хотя бы относительно ровные буквы? Устав об этом хранил гробовое молчание.
Мойдодыр, видимо, просёк, какое счастье свалилось ему на голову. Я было хотел расположиться в Ленинской комнате, но он, под предлогом того, что бумажки секретные, отправил меня в кабинет начальника штаба. Того всё равно не было. Предыдущий уволился по старости, а нового никак не могли подобрать. Сначала хотели найти достойного среди наших бравых шести комбатов. Вовчик рассказывал, какая заварушка при этом началась. До этого неразливаемые водой и водкой друзья и собутыльники стали если не врагами, то, во всяком случае, неприятелями. И страшными сплетниками. Ябедничали друг на дружку, как в детском садике. Вместо привычных Петь и Вань превратились в „товарищей майоров и капитанов“. Голошумов, хоть и являвшийся комбатом, посмеивался над своими коллегами. „Куда, — говорил он, — вам штаб вести! Вы ж кроме несчастных двенадцати солдат (нас, стало быть) других и в глаза не видели! Вот пришлют кого-то со стороны, тогда узнаете“. Как в воду глядел — прислали, но после Нового года. Мойдодыр решил. До этого собрал всех шестерых и прямо спросил, есть ли кандидатура, за которую они проголосуют единогласно. Какое там! Один майор при тайном голосовании опередил всех на один голос: два собрал — свой плюс Голошумовский. Остальные проголосовали сами за себя. Даже Мойдодыра развеселили. Тема закрылась сама собой, а комбаты отпраздновали окончание соревнования грандиозной попойкой, от которой не могли очухаться уже неделю.