Они сидели снаружи, у края расщелины, ловя уставшими, грязными, заросшими щетиной лицами послед нее тепло чужого предзакатного солнца.Шестеро.
Двое: Курт Шнайдер и Сергей Вешняк – оставались в пещере, охраняя принцессу (Дитц и Велга опасались подвоха, хорошо помня, как их захватили на Земле, словно беспомощных щенят). Дальше, на берегу реки, метрах в двухстах от них, стояла десантная «тарелка», на которой прилетел Карсс. Он и сейчас был там, держал связь с Дворцом Владык, следил за приготовлениями «челнока» для землян и, как и они, ждал прибытия еще одной десантной «тарелки». Мир и покой.
Мир и покой снизошли на отряд впервые с тех самых пор, как они очутились на Пейане. Нельзя сказать, что эти два чувства захватили их полностью – руки по–прежнему лежали на оружии, а глаза привычно обшаривали окрестные горы и небо в поисках возможной угрозы. Это был мир людей, готовых в любое мгновение, если понадобится, вступить в беспощадный бой, и это был покой взведенного курка.
Но все же… Все же теперешнее их состояние было не сравнимо с тем, что они испытывали еще несколько часов назад.
– Покойно–то как… – шумно вздохнул Михаил Малышев и улыбнулся солнцу открытой детской улыбкой. Он сидел, прислонившись спиной к скале, похожий сам на ее естественное продолжение, и на его коленях устроилось Милосердие Бога с привязанными к нему гранатами одной немецкой и одной русской. Излучатель лежал рядом в короткой пыльной густой траве. – Когда я держу эту штуку, – он указал толстым заскорузлым пальцем на полупрозрачную пирамидку, внутри которой, если присмотреться, постоянно перемещались какие–то непонятные зыбкие цветные тени, – мне кажется, что сижу я у теплой печки в морозную ночь у нас, в Горном. Вокруг тайга заснеженная шумит… И мамка отчего–то вспоминается.
– Не знаю, – покосился бледно–голубым глазом на гиганта–таежника Дитц. – Как–то оно, это Милосердие, действует на человека, это точно, но… лично я не могу сказать, что возлюбил ближнего своего настолько, чтобы не пустить ему при необходимости пулю в лоб.
– Мы ведь люди, – тихо произнес Велга, – а Милосердие предназначено для сварогов. Может быть, оно на них действует по–другому и с иной силой?
– А что, товарищ лейтенант, – вступил в разговор Валерка Стихарь, – если отдать им, на фиг, это самое Милосердие? Свароги сразу станут как овечки и отвезут нас на родину безо всяких понтов.
– Ну уж нет, – неожиданно жестко усмехнулся Александр. – До такой степени лично я рисковать не намерен. Милосердие Милосердием, а наш способ надежней. А ты, Хельмут, что скажешь?