— Глядите-ка, Сергей Иваныч, — позвал он Жука. Тот подошел ближе.
— Смотрите, у всех входные пулевые отверстия непременно сверху: в темени, в плече, в шее, в лопатках…
— Ясное дело, по ним стреляли сверху, — согласился Жук и поднял голову. — Вот с той площадки, видимо, — указал он на удобное, ровное плато на вершине скалы. — А с противоположного берега добавили огоньку. Тут уж никуда не деться. Верная смерть… Поспешим, однако, к генералу, важно не упустить красных. Они, скорее всего, направились на север, к Струду. Надо предупредить Белявского!
Офицеры быстро перешли на другой берег Амгуни, вскочили в седла и скрылись в тайге.
В то же время к Мизинову прискакали другие двое, посланные разведать обстановку на северном участке склона. Они доложили генералу, что замечен крупный отряд красных, ускоренным маршем направляющийся на северный участок Кербинского склона.
Мизинов склонился над картой:
— Острецов идет к Струду. Что же с Камовым? — он оглянулся по сторонам и увидел двух всадников, в одном из которых узнал капитана.
— Ваше превосходительство, — соскочив с коня, козырнул Жук и доложил, задыхаясь от быстрой скачки: — С Камовым покончено… Полный разгром…
— Вы в этом абсолютно уверены, капитан? — сурово спросил его Мизинов.
— Совершенно уверен, ваше превосходительство, — подтвердил Жук. — Трупы все еще не остыли, все произошло, наверное, с полчаса назад.
— Прости меня, Иван Герасимович, не успел я к тебе, — Мизинов склонил голову и долго молчал. Потом поднял голову, увидел все еще стоявшего рядом Жука и тяжело спросил:
— Есть еще что-то, капитан?
— Так точно, есть. Обоз красных только что выступил на север. Мы увидели последние телеги, ползущие на север.
— Какая неосмотрительность! — в глазах Мизинова сверкнул азарт, он повернулся к Худолею и Татарцеву и воодушевленно выпалил:
— Я ведь говорил, господа, что красные непременно сделают ошибку! И вот, они ее совершают прямо на наших глазах! Ротмистр, — обратился Мизинов к Татарцеву, — немедленно зайдите вот туда, чуть севернее, — он показал рукой. — Внезапно атакуйте и отрежьте обоз! Уничтожьте охрану! Содержимое сюда! Побыстрее, ротмистр! После этого спешно выступаем на север Кербинского склона, вдогонку Острецову. Белявский с Лауком прижмут Струда, а мы ударим с востока. Alea jacta est![59]
Ротмистр кинулся выполнять приказ, а Мизинов, опустившись на поваленное дерево, задумался. Смерть Камова и его повстанцев никак не входила в его планы, путала все карты.
«Что же мне теперь делать, Иван Герасимович? — напряженно размышлял Мизинов. — Куда же я без тебя? Однако мы здесь, кажется, не для того, чтобы канючить, — он приободрился, взял себя в руки. — Покончить с Острецовым, соединиться с Белявским и все-таки идти на Благовещенск! Распространим воззвания, к нам присоединятся недовольные, много тут мелких отрядов по тайге бродит. Опасаются из-за малочисленности предпринять что-нибудь крупное. Но вместе, сообща — почему бы нет?.. Иной судьбы нам Господь не дал, но, в сущности, никому из нас другая и не нужна. Офицером прожил — офицером, видимо, и умирать. А раз так — умереть честно и с достоинством. По крайней мере, права застрелиться у нас еще никто не отнимал…»