мы выполнили честно и до конца. Хабаровск пал, и всякое сопротивление бессмысленно. Поймите, господа, в таком положении (а оно все-таки безнадежно, думаю, вы со мной согласитесь) я не имею никакого морального права посылать вас на смерть. Силы не равны, прошу вас это учесть. Боем уже ничего не достигнешь, и лишняя кровь ничего не решит. Во избежание ненужного кровопролития я, как командир отряда, приказываю сложить оружие.
— Но сдаваться просто так… Это не по-офицерски, — возразил Худолей.
— А бросать людей на бессмысленную смерть — это не по-командирски, отвечу я вам, — промолвил Мизинов. — В любом случае, последнее слова остается за мной. Когда меня убьют — другое дело, полковник. Вы мой заместитель, и командуйте тогда как угодно.
— Но, по крайней мере, вы оставляете за нами право… — резко спросил Худолей, но Мизинов прервал его:
— Конечно, господин полковник, ваше право у вас никто не отнимал. Вы же имеете в виду ваше право застрелиться? Я правильно вас понял?
— Совершенно верно, ваше превосходительство.
— Какой же ответ вы дадите завтра поутру? — спросил доктор Иваницкий.
— В качестве ответа, когда явится парламентер, я еще раз прикажу вам сложить оружие, — ответил Мизинов и обвел офицеров взглядом. Они твердо смотрели ему в глаза.
— Благодарю вас за понимание, господа, — грустно улыбнулся Мизинов. — Благодарю вас за все тяготы, которые вы претерпели в этом походе. Мне невероятно грустно, и в то же время душу охватывает чувство какого-то восторга, отрешения от всего мелкого. Вокруг меня замечательные люди, отдавшие все для победы, оставивших семьи, кинувшихся навстречу опасности и неизвестности, безропотно перенесших холод, голод, жестокие бои. Вы достойны восхищения. Я горжусь вами. Вы поистине герои… О вас сложат легенды…
— Ваше превосходительство, — озабоченно произнес Татарцев, — что с вами? Я не узнаю в вас прежнего командира, отважного начальника, поддержку нашу во всех испытаниях!
Мизинов, действительно, сильно изменился за прошедшие сутки. Лицо его стало серым, между глаз легла глубокая морщина.
— Простите, господа, но смерть Евгения Карловича многое объяснила мне. Эту ночь я почти не спал, все думал. И понял: все страсти, мечты, желанья отошли куда-то далеко-далеко. Одно стало понятно и ясно, как никогда: что придется умереть рано или поздно, это все равно все неизбежно. Придется испить чашу страданий до дна, пронести свой крест до конца. Евгений Карлович уже сделал свой личный выбор. Повторяю — личный! Каждый из вас вправе сделать свой личный выбор. Но как командир отряда, я делаю гораздо более ответственный и несказанно более мучительный выбор — приказываю сложить оружие!