— Вы воевали в японской кампании… — Мизинов понял чувства генерала и старался быть снисходительным.
— Да и не в этом только дело! — не дал ему говорить Дитерихс. — Я бы еще смирился с тем, что недавний враг хозяйничает на русской земле. Что ж поделать, времена меняются. Но бездействие! — он резко, будто рубя, рассек воздух кулаком. — Почему, вы думаете, многие офицеры здесь, да где угодно не хотят идти под знамена Меркулова? Я вам отвечу. Потому как не чувствуют в нем своего. Не видят в нем не то ли что боевого офицера, — генерал презрительно усмехнулся, — но даже честного политика не видят в нем!
— Все верно, Михаил Константинович, — согласился Мизинов. — У меня сложилось ровно такое же мнение об этом субъекте…
— И после этого вы?..
— Но ведь что делать, ваше превосходительство? — Мизинов урезонивал скорее себя, чем Дитерихса. — Я бездействую полтора года. Это не по мне, поверьте. Вдруг выдается шанс бороться, и вы… вы пресекаете все мои помыслы! Не могу я сидеть сложа руки, не могу спокойно ждать старости, смерти!.. — он разволновался и не заметил, что, возможно, обидел собеседника.
— Я тоже не собираюсь просиживать здесь остаток жизни, как вы говорите! — оборвал его Дитерихс, насупившись. — Больше того скажу, что мое время еще придет, будьте покойны. Но только там не будет господ Меркуловы и иже с ними! Но сейчас очень сожалею, Александр Петрович, зная вас как боевого офицера, что вы с ними. Честь офицерского мундира пятнать участием в банде каких-то проходимцев…
— Не с ними я, ваше превосходительство, не с ними! Я — с родиной, которая только единственно через нас чает теперь свое спасение. Конечно, не Меркуловым спасать Россию, но остались покамест те, кто ни за что не променяет офицерский мундир! Вот и я не желаю его прятать — ни в Харбине, ни во Владивостоке за спиной Меркуловых.
Они напряженно молчали. Наконец Дитерихс поднялся:
— Простите меня, Александр Петрович, возможно, я погорячился! — он протянул руку Мизинову. Тот встал и пожал ее. — В любом случае я глубоко уважаю вас как стойкого борца. Поверьте, редко с кем я бываю так комплиментарен. Обещание, не извольте беспокоиться, остается в силе.
Мизинов поклонился и повернулся выйти, но Дитерихс окликнул его.
— Поверьте, Александр Петрович, мне тоже хочется действия… Но и переступить через свои убеждения тоже не могу. Меркулов ведь социалист. Ну, куда мне с ними? Но вот помочь вам людьми вполне могу. Хорошие офицеры вам ведь наверняка понадобятся. Есть тут у меня немало таких, как вы, рвущихся в пекло все одно под какими знаменами, — съязвил Дитерихс, но Мизинов на этот раз решил промолчать.