Татьяна Николаевна принимала Алену. Красиво принимала: в комнате, увешанной батиками, на изящном журнальном столике из светлого дерева - чашечки с кофе, кувшинчик со сливками, сахарница и огромная коробка дорогущих шоколадных конфет.
Татьяна Николаевна изменилась. Но сказать «постарела», значит не знать других состояний человека, кроме возраста. Не так уж она и постарела, напротив: стильная одежда, модное карэ из хорошо прокрашенных медным цветом волос предавали ей вид моложавой, следящей за собой удачливой пожилой дамы, если бы не глаза, взгляд. Тот, кто знал ее раньше, он бы заметил: нет больше пытливого, острого взгляда чуть насмешливых всегда глаз. Ее глаза теперь как будто спрашивали: а почему все так происходит? Иногда в них была растерянность человека, которому вдруг на закате жизни велели: а теперь танцуй ламбаду, так надо. И он - танцует.
Но это мог заметить только хорошо знавший и понимавший Татьяну Николаевну человек. Или наблюдательный и тонкий. Алена к таким не принадлежала. Она видела карэ, модную блузку и искренне радовалась за свою бывшую учительницу.
– Аленушка, ну зачем ты так потратилась? Я ж эту коробку конфет года два не съем!
– Так я съем, буду почаще заходить!
– Тогда другой разговор! - Может, я тебя все-таки ужином покормлю? - Татьяна Николаевна даже привстала, готовая бежать на кухню (не часто выпадает одинокой женщине радость о ком-то позаботиться, тем более - покормить).
– Нет-нет, сидите, ради Бога! - Алена вскочила и сделала «усаживающий» жест. - Я не есть пришла, а, между прочим, поскулить, на жизнь пожалиться.
Таня с улыбкой оглядела Алену. Хороша стала, ничего не скажешь! Высокая, стройная, глаза бархатные, большой, модный нынче, выразительный рот, белозубая улыбка. И волосы, прическа… Что это научились теперь делать с волосами, что они кажутся густющими, блестящими и лежат идеально, как у всех в «Санта-Барбаре»? Ну да - гели всякие, муссы… Ведь в школе, Таня помнит, у Алены никакой такой уж шевелюры не было… а маникюр… «Господи, о чем это я?» - виновато спохватилась Таня, ведь Алена сказала, что…
– Ты хочешь плакаться и на жизнь жаловаться? Ты, Алена? Не может быть.
– Почему? Опять - Алена сильная, Алена большая! А Алена, между прочим, слабовольная дура, которая уже шестнадцать лет любит одного идиота и все надеется на чудо, как первоклассница! - Последние слова Алена произносила почти на слезах.
– Неужели? - удивленно спросила Таня.
– Ну, может, не совсем так, - спохватилась Алена. - Может, это не та любовь… Но скажите на милость, Татьяна Николаевна, что это? - жалобно спросила она. - Подвезла сейчас Максима, Юлькиного брата, к ним домой, так от близости его… то есть его дома, в брюхе, вот тут, - она похлопала себя по твердому тренированному животу, - похолодело. Когда думаю о нем, или реву, или включаю лирический музон, ежели никто меня не видит, танцую. И это длится уже шестнадцать лет! Вон Макс уже вырос, вот такой лоб, а я все дурю. Любовь это или нет?