Но пришло время, загрохотали на окраинах балки тракторы, бульдозеры. Заскрежетали стальные зубья экскаваторов.
Отступили в глубь тугаев кабаны. Почти полностью исчезли тигры — ушли в тихие заросли Афганистана. Тигровая балка стала заповедником. На богатых кормами озерах люди начали разводить драгоценных пушных зверей — нутрий.
По восточным берегам балки раскинулись обширные травяные поляны. Когда-то через эти места проходил караванный путь из Бухары в Куляб. Привлеченные изумрудной зеленью, обилием воды и дров, останавливались караваны на отдых.
Усталые верблюды, гремя колокольцами, жадно ели сочную траву. Караванщики разводили костры, варили янтарный ароматный плов, купались в озерах — смывали едкую пыль пустыни, нежились в тени громадных тутовых деревьев.
Теперь здесь находилась ферма крупного рогатого скота и шелководческая бригада колхоза «Рассвет».
Ферма жила тихо. Шофер Урак ежедневно отвозил в райцентр молоко. Весной отправляли на приемный пункт коконы, из райцентра привозили муку, чай.
Только появление тигра нарушило спокойную жизнь колхозников и то не надолго. Вскоре о нем забыли. Хозяин тугаев больше не давал о себе знать.
* * *
На пыльной окраине древнего Маргелана, среди серых кибиток с плоскими крышами, притулился маленький неопрятный домишко. Он ничем не отличался от соседних строений: высокий дувал, окна, выходящие в сад. Дом этот был куплен лет пять назад тихим старичком — Яковом Степановичем Яроцким.
Работал Яроцкий диспетчером на шелкокомбинате. Жил скромно, незаметно. С соседями встречался редко. Что происходило за высоким дувалом, никто не знал, да и кого могло заинтересовать, как коротает дни старик, не желающий почему-то уходить на пенсию.
Случалось, к особняку подъезжали машины, но это бывало редко.
Сегодня у калитки оказался молодой красивый узбек. Он поставил на землю яркий оранжевый чемодан и позвонил. Хозяин не заставил долго ждать: отворил дверь, радушно поздоровался и, взяв гостя под руку, повел в комнату.
Комната, куда они зашли, была обставлена по-восточному. На полу большой ковер, в нишах — одеяла, а на полках — чайная посуда. Около занавешенного тюлем окна расстелен дастархан, на нем лепешки, фрукты. Гостя, как видно, ждали.
Яроцкий сел на ковер. Из окна на него падал мягкий, рассеянный свет. В глубоких морщинах старика залегли тени, отчего хозяин выглядел нездоровым. Выцветшие глаза смотрели холодно, испытующе.
— Ну, Усман, рассказывай, как живешь, как семья, как отец с матерью? — спросил он вкрадчиво, поглядывая на оранжевый чемодан.
— Спасибо, ака,— ответил гость невесело.— Из дома приходится часто уезжать. Жена сердится. Отец допытывается, где бываю. Беспокоятся обо мне родные. Да и самому надоело.