Еш-Назар сказал русским, чтобы жили, как у себя дома, и ждали приезда повелителя. Скоро, мол, Мухаммед-Рахим-хан позовет посла к себе...
Хан накануне возвратился в Хиву. Вернулись домой и запыленные воины Джадукяра. Мухамед-Рахим-хан тотчас захотел видеть тысяцкого. Джадукяр предстал перед повелителем.
— Ну, говори, рассказывай... — Хан привстал с ковра, когда Джадукяр опустился перед ним на колени.
Султан-хан начал рассказывать о своей поездке. Ничего не утаил. Повелитель усмехнулся: выходит, зря он боялся, что за урусом идет войско. Зря боялся и того, что посол приехал получить откуп за давнее злодеяние Ширгази-хана над Бековичем. Напрасно беспокоился и о том, что русский посол будет требовать своих пленных, попавших в разное время в Хивинское ханство. Единственная цель посла — договориться с Мухаммед-Рахнм-ханом о новом торговом пути. Генерал Ермолов — командующий Кавказом — предлагает закрыть караванный путь через кайсакские степи и Мангышлак, а воспользоваться караванной дорогой, что идет от Красной косы до Западных ворот священного города Хивы...
Хан немного подумал, сказал с язвительной усмешкой:
— Не много ли захотел наместник Кавказа? Достаточно и того, что мы его посла оставим в живых...
Бросив Джадукяру небольшой кожаный мешочек с золотом, он еще раз поблагодарил его и отпустил. Затем сказал, чтобы привели Еш-Назара.
— Ну, юзбаши, что скажешь ты? — спросил хан, ощупывая вошедшего холодным взглядом.
— Урус прислал подарки и письмо своего ак-паши, повелитель...
— То-то же! — воскликнул хан и сухо засмеялся. — Пусть несут!
Слуги хана и вельможи, собравшись в большой зале, вспарывали тюки и все, как один, восхищались: то отрезом зеленого сукна, то посудой, то сафьяновыми сапогами, сделанными на узбекский лад. Были в тюках китайский фарфор, европейские и азиатские одежды, платки, халаты, шали. Мухаммед-Рахим-хан внимательно осмотрел письмо Ермолова и велел зачитать. Послание содержало точно такие мысли, какие поведал хану Джадукяр. Владыка окончательно успокоился и назначил день встречи с русским послом.
А тем временем русские были под опекой визиря и Еш-Назара, за ними неусыпно следили «глаза и уши» хана: подслушивали о чем говорят, подсматривали, что делают.
Наконец, и это последнее испытание было выдержано. Муравьев сбросил с себя мусульманскую одежду, тельпек, надел панталоны, мундир с эполетами, сапоги и фуражку. В довершение натянул на руки перчатки и приготовился к вызову. Был он сосредоточен до крайности.
Тревогой горели глаза у переводчика и денщига. Участь их целиком зависела от Муравьева. Прикажут казнить его — значит и с них шкуру снимут. Оба следили за каждым движением посла, советовали, как вести себя с ханом: не хмуриться, не возражать ни в чем. Муравьев, слушая их, усмехался и глаза его говорили: «Тут уж как ни притворяйся овечкой, а если хан порешил убить, то убьет, порешил в живых оставить — волоска с головы не тронет».