— Восемнадцать коронад! — заплетающимся языком хвастался Басаргин. — Восемнадцать... И четыре фальконета... Как дам — и Баку не будет!
— Завтра, завтра, — отмахивался Пономарев. — Сегодня некогда. — Он был покрепче многих других и еще не опьянел.
— Завтра я отслужу вам обедню, — обещал, обнимая Пономарева, корабельный священник, батюшка Тимофей. — Помолимся, потом стреляй в кого хошь...
Подвыпившие офицеры Формицин, Иванов и Линицкий, считая, что дальше пребывать за столом весьма опасно — можно упиться до чертиков, незаметно сбежали на причал и, хохоча, двинулись к портовым воротам. У входа на набережную им повстречалась Люсенька.
— Господа, не скажете, где шкоут? — спросила она и пояснила смущенно:— Мне нужен лейтенант Остолопов...
— Так он же уплыл на Сару!— удивленно сообщил Формицин. — На рассвете еще, когда все спали. — Моряки, взявшись под руки, ринулись в ворота.
Люсенька смотрела на стоявшие у причала корабли и ничего не могла понять. В голове не укладывалось — почему Аполлон Федорович не зашел проститься.
Корабль Багир-бека благополучно достиг острова Сара, принял со шкоута муку и, следуя вдоль персидских берегов, при сильном попутном ветре вошел в Астрабадский залив. Якорь был брошен ночью.
Бек проснулся от неистового отдаленного лая собак. Вышел на палубу. Вдали виднелись Астрабадские горы, покрытые густым лесом. Горная цепь подковой огибала за лив. В предрассветной дымке едва угадывались селения — далеко-далеко над лесом тянулись к небу синие столбики дыма.
Собаки лаяли на бриг. Они были приучены встречать каждый корабль, каждую лодку громким лаем: Астрабадский залив был знаменит ночными разбоями и поэтому берега его постоянно охранялись.
Каждая персидская деревенька содержала сторожей-гявдаров (Гявдары — так в ту пору в этих краях называли цыган). Они жили в шатрах по всему берегу. Днем гявдары спали или предавались веселью. Но и тогда несколько человек сидели на верхушках деревьев, следили за морем. Стоило в заливе появиться хотя бы маленькой лодке, сразу поднималась тревога. Ночью гявдары ходили по берегу с собаками.
Сейчас только-только рассвело, и гявдары, убедившись, что в заливе остановился давно знакомый персам бриг «Гашим», уводили собак. Было видно как шли они в широкополых шляпах, сдерживая впереди бегущих псов.
В желтом аба (Аба — арабский плащ без рукавов, из верблюжьей шерсти) и черной папахе, заложив руки за спину, бек смотрел на берег. Перед ним лежали родные места. Здесь он родился. Отсюда ушел в Ленгеруд и сказочно разбогател. А потом купил у астрабадского хакима этот залив, со всеми тридцатью двумя речками.