— Вот эта гупба (Гупба — украшение женского головного убора) нефритом отделана... Нелегко было достать этот дорогостоящий камень... А эта — хивинской бирюзой,— тоже драгоценный материал... А это кайсакский огненный опал, — показал уста на кроваво-красные крапины в третьей гупбе. Затем продолжал: — Бусы, серьги и ожерелья тоже непростые. Есть аметистовые, есть малахитовые из страны урусов, лазуритовые, из топаза вот...
Кеймир-батрак осмотрел все внимательно, сказал растерянно:
— Уста-ага, я не знаю, что моей Тувак больше всего нравится, помоги мне выбрать.
— Э, парень! — Аллакули даже подскочил. — Оказывается, ты сам дочь Булат-хана сватаешь?!
— Кто тебе сказал, уста-ага?— испуганно спросил Кеймир.
— Да ты сейчас сказал!
— Я ничего такого не говорил, уста-ага!— Кеймир-батрак угрожающе встал.
— Возможно я ослышался, Кеймир-джан,— заискивающе залепетал старик— Иногда бывает со мной такое... Вот, ты возьми для дочери Булат-хана эти вещицы.— И Уста-ага проворно завернул в тряпицу гупбу бирюзовой отделки, бусы, ожерелья и серьги. Кеймир сунул сверток за пазуху, расплатился и быстро пошел со двора...
Луна уже поднялась над горами, за которыми лежала страна гокленов. Ночь была настолько светлой, что виднелась караванная дорога и берега Гургена. Кеймир постоял, подумал и зашагал напрямик к устью реки, к серым высоким стенам рабата (Рабат — постоялый двор). Он решил, что идти на киржим и ложиться спать еще рано, можно проглотить соринку опиума в чайхане и послушать, о чем толкуют люди. Все равно, не успеешь приехать да отчитаться перед Булат-ханом, как начнет выспрашивать новости. А что скажешь нового, если хан спросит, как настроены кумыштепинцы после встречи с русскими? Пока что Кеймир не знал, что и думать об этом. Видел только — Кият вместе с белотелыми над солдатами потешается.
Кеймир пересек равнину между юртами и рекой, ступил в огромный двор, где стояли и лежали лошади, верблюды, ослы. Пригнувшись, он нырнул в большую высокую чайную, сплошь заставленную тахтами, на которых восседало множество народу. Торговцы, свои и приезжие, ели и пили, тянули кальян: пахло пряностями и едким пахучим дымом. Бахши — полнотелый парень с черной бородой— изо всех сил вытягивал мелодию, и люди покачивались на паласах в такт песне. Кеймир постоял на пороге, отыскивая взглядом местечко, где ему присесть. Внезапно до него донесся знакомый голос. Кеймир повернулся и увидел в самом углу на тахте Назар-Мергена н персиянина Мир-Садыка. Около них сидели еще люди— не кумыштепинцы, и челекенец сразу догадался: эти приехали с Мир-Садыком.