— Я не успел дочинить свою развалину.
Женя с надеждой ждал, что Пумпур вернет его спать, убедит в невозможности работы ночью. Но Петр, не дослушав до конца, перебил:
— Подожди, сейчас оденусь и тебе посвечу. — Он юркнул в хату.
Ветер, налетая со всех сторон, пытался погасить бережно прикрываемую Пумпуром лампу, в то время как Женя, лежа под фюзеляжем на куске фанеры, осторожно прибивал мелкими гвоздиками оторванный лоскут. Руки не слушались, гвозди, точно смазанные клеем, не отлипали от пальцев, а молоток — Женя больше всего его сейчас ненавидел — бил то по пальцам, то мимо, то гнул с таким трудом подогнанный гвоздь.
— Вытащи меня, Петя, я сам что-то не могу, — попросил Птухин, прибив перкаль. Примерзшая фанера так и осталась на спине, когда Женя встал на ноги.
…Уже второй день отряд ведет боевые действия с давно знакомого аэродрома под Сватовом, и только сегодня, остановив свой взгляд на одинокой хате, почти утонувшей в обильно выпавшем снегу, Женя вспомнил о старике, которому четыре месяца назад именем Советской Республики доверил хранение авиационного имущества. Подойдя к тыну, Птухин увидел еле поднимающийся из трубы дымок.
«Значит, жив», — почему-то обрадовано подумал он и, отгребая сугроб снега, с трудом отворил дверь.
— Мир дому вашему! — громко поздоровался Птухин и прошел ближе к печке, около которой копошилась бабка. Она не спеша повернулась и, увидев военного, почти безучастно объявила:
— Ни, голубок, ничего нет, до тебя беляки всё как есть подчистую забрали.
— Нет, бабушка, мне ничего не надо, я деда пришел проведать, где он?
— Да вон он на печи отогревается, слезть не может.
Женя подошел, встал на лавку и заглянул под самый потолок. В нос ударил терпкий запах прокисшего человеческого пота. На боку, все в той же одежонке, лежал дед, не реагируя на появление постороннего человека.
— Здравствуй, дед, ты не узнал меня? — бойко обратился Женя.
— Ни, хлопчик…
— Да я же тебе осенью оставил на хранение авиационное добро.
— А-а, теперь узнал. Это из-за твоего добра я встать-то не могу. — И он медленно, часто замолкая, рассказал Жене всю историю.
Белые прошли мимо хаты спокойно, к нему и не заглянули. Дед уже и забыл о том, что хранится у него в сарае. Только неделю назад, когда отступали, белоказаки ворвались в хату, требуя курей и еды. А откуда у него еда? Ругались, обшарили хату, кинулись в сарай, нашли железяки, и пошло.
— Ты что ж, большевицкий ублюдок, — кричал офицер, одетый в белую бекешу, — на старости переметнулся к красным, народную армию кормить не хочешь, а большевицким самолетам всякие детали бережешь до их прихода?