— Хозяин встал и хочет поговорить с вами, — сказала женщина. — Поторопитесь, а то он, похоже, уже устал ждать.
Мадлен быстро проглотила завтрак и, одевшись, потратила невероятное количество времени на сооружение прически. Прошло около часа, прежде чем она наконец спустилась к Люку.
Когда Мадлен вошла в гостиную, он что-то писал у старинного письменного стола. Она не могла отвести глаз от чеканного профиля в лучах света, льющегося из большого окна.
Только гордость остановила ее, готовую броситься к нему и признаться в своей любви Ей вдруг показалось невероятной глупостью обижаться на него. Она могла бы отдать ему весь мир, лишь бы он был счастлив.
Глубоко вздохнув, Мадлен прошла вперед и остановилась перед столом.
— Вы хотели меня видеть? — спросила она, изображая спокойствие, которого в душе не было.
Люк вздрогнул — очевидно, он не слышал ее шагов. Какое-то мгновение он молча смотрел на нее, потом вздохнул. В его пугающе безразличном взгляде не было ни искры тепла.
— Я сделал несколько распоряжений, которые должен обсудить с вами. Во-первых, я обеспечил вам возможность перевести свои деньги в Ванн. — Он подвинул Мадлен кусок пергамента. — Детали изложены здесь. Во-вторых, в течение нескольких недель прибудут мои лошади. Я перевел их от Мориса в Ренн. На случай, если возникнет необходимость воспользоваться ими, я поручил Лебруну нанять человека в конюшню.
Мадлен сглотнула.
— Люк, мне не нужны деньги. У меня еще осталось немного, а потребности мои невелики. Что же до конюшни — она меня вовсе не интересует…
— Вы хозяйка здесь, Мадлен! — отрезал он, поднимаясь из-за стола. — Вам придется принять на себя некоторую власть.
— Не вижу в том нужды, — ответила она, забывая все свои благие намерения. — До последнего момента вы ни в чем не советовались со мной! А посему смею предположить, что я приобретена для согревания вашей постели.
Люк тяжело вздохнул и отвернулся к окну. Когда он снова посмотрел на нее, Мадлен увидела, что он страдает не меньше ее.
— Я полагаю, нам следует на время расстаться, — сказал он безжизненным голосом и устало потер лоб. — Кажется, я не способен мыслить логически, находясь рядом с вами. Сегодня я уезжаю.
Только теперь Мадлен заметила, что он одет для верховой езды: в кожаные брюки и высокие сапоги. На спинке одного из стульев висел дорожный плащ. У нее в животе образовалась сосущая пустота, и Мадлен готова была молить о прощении, но сдержалась. Люк уезжает? Что ж, хорошо! Своим поступком он лишь продемонстрирует, как мало она для него значит.
— О, — выдавила она с притворным безразличием, — позволено ли мне будет узнать, куда?