— Прелесть!
— Умница!
— Душка!
Граф Разумовский, негромко, но четко, произнес:
— Забить еловую шишку, выпустить крови лишку, а нос выкинуть на мороз…
На него оглянулись, но шикнуть не посмели, а то еще и не такое услышишь!
Олимпий Павлов вынес большой свиток со своими поздравительными стихами. Закончив чтение, передал свиток Герману Густавовичу. Занавес закрылся. Губернатор сошел в зал, сел в первом ряду рядом с супругой.
Когда занавес открылся вновь, на сцене стоял хор гимназисток. Светлые голоса поплыли в зал. В первом ряду хора пела Верочка Оленева. Она не узнала господина губернатора, может, тому виной были отблески калильных фонарей.
Она вообще забыла о том, что случилось с ней в гостинице. И про саму гостиницу забыла. Она была спокойна. В гимназии уже вновь начались занятия, мысли были только об этом. О подругах.
Встретила она однажды возле гимназии Мишу Зацкого. Он показался ей странным, глаза его блуждали, на губах была улыбка. И говорил он о том, что погибает. И она вдруг поняла, что он пьян. Ей стало противно и страшно. Она убежала. Ну что ж, при первой встрече она не могла понять его. Теперь ясно, что и думать о нём не стоит. О мальчиках ей вообще думать рано.
А праздник продолжался. Гости перешли в столовую, звучали тосты, погасили свет, и тогда брызнул в зале фейерверк, и забил винный фонтан. Дамы и господа подбегали к фонтану и подставляли бокалы.
Пригласили всех в танцевальный зал. Сначала шли медленные танцы. Духовой оркестр исполнил матрадур, а уж потом — кадриль.
Темп танцев нарастал. Объявили новинку сезона под названием
"Немецкие выверты". Для затравки выскочили специальные танцоры в узких брючках и блестящих жилетах, и пошли выписывать кренделя ногами. К ним присоединилась молодежь.
Но вот, грянули гармошки и барабаны и в круг вылетели танцоры в русских костюмах, и резво, лихо сплясали "Барыню", что было встречено овацией. Знай, мол, наших!
В перерыве между танцами пел хор арестантов, и играл на скрипке пан Зигмунд Савицкий, бывший капельмейстер самого князя Радзивилла.
Разъезжались поздно. И тут случился великий конфуз. Две лошади Шершпинского оказались без хвостов, и были окрашены в зеленый цвет, а форейтор валялся без чувств возле кареты. Прекрасные рысаки господина губернатора стояли без хвостов и ушей, обритые наголо и дрожали. Куда-то вообще исчез кучер, а полицейские у подъезда были вдребезги пьяны.
Замечательная пара гнедых мистера Вильяма Кроули была мастерски расписана черными полосами, так, что из двух гнедых получились две натуральных зебры. Даже буланый жеребец графа Разумовского не был пощажен. Буланому остригли хвост, и в зад наглым образом воткнули пышный букет живых цветов.