Но у Софии не было времени думать, что пытается сделать принцесса. Стоило Изамбур успокоиться, как раздался стук, и один из датчан возбужденно обратился к Софии:
— Рагнхильда! Мы уже близко, я вижу людей, которые ожидают нашего прибытия. Однако...
Она не расслышала последних слов. Раздался оглушительный раскат грома Когда София отогнула темную, пахнущую дождем кожу от окна, чтобы выглянуть наружу, она поняла, что этот день приготовил для нее еще больше неприятностей, чем она опасалась.
Резкий ветер, поднявшийся несколько часов назад, гнал облака. Моросящий дождь перешел в ливень и не только промочил как встречающих, так и прибывающих, но и заглушил все звуки. Дождь стоял стеной — и все, что удавалось разглядеть из окна, было прикрыто этой серой мглой.
Погода не позволила устроить пышную встречу. Повсюду царила суматоха, все старались спрятаться от дождя, позабыв о том, что нужно встретить принцессу Изамбур как подобает.
Лишь немногие стояли спокойно.
Гийом де Сте-Женевьев, который заботился о приданом, ругался с пажом, потому что тот слишком поздно поднял над его головой защитное пальто. Сэр де Монтгомери и Бернард де Винсен прижали ладони ко лбу, чтобы дождь не заливал глаза.
Наконец, Ригорд из Сен-Дени, епископ Нойонский и граф Неверский вообще отказались от приветствия и спрятались от дождя в сухих каретах.
Смешнее всех выглядел человек в благородном одеянии, Анри Клеман, сын бывшего воспитателя короля Филиппа. Он почти по колено погрузился в грязь и тщетно пытался из нее выбраться. Он чуть не упал, когда, несмотря на танцевальные па, ему не удалось нащупать под ногами твердой почвы, а его промокшая лошадь испуганно встала на дыбы.
Когда шум понемногу стих, София стала искать глазами короля. Двигать головой было опасно — за ворот тотчас же попадала вода. Пытаясь вытереть влагу, она заметила Филиппа, который в окружении таких же промокших, перепачканных и замерзших людей вовсе не выглядел королем.
С его темно-синих одежд стекала вода. Цветок без шипов, вышитый на одежде, — лилия, которую еще Карл Великий велел изобразить на короне и скипетре, — была похожа на застывшую грязь. Высокий, щирокоплечий и сильный, с гордой осанкой, Филипп смотрел вокруг без всякого превосходства, в его взгляде отражались замешательство и паника, будто он старался найти виновного в том, что в самый разгар обычно столь теплого августа случилась такая непогода.
Он как будто и вовсе не заметил прибытия своей невесты, и только когда темный, высокий священник — единственный, кто совсем не обращал внимания на проливной дождь, — осторожно подтолкнул его, он двинулся вперед, но не радостно, а угрюмо.